Тем не менее к командиру роты я явился в надраенных до солнечного блеска ботинках, отутюженной форме и при всех положенных регалиях с аксессуарами.

Мёхбау окинул меня взглядом и явно остался доволен. Я выглядел, как и подобает молодцу-десантнику.

– Садитесь, обер-ефрейтор. Курить не предлагаю, знаю, ты не куришь. Вот, риггмейстер, – кивок в сторону безопасника, – риттмейстер хотел бы с тобой переговорить. Я настоял на своём присутствии, как твой ротный командир. И твой взводный тоже здесь. На тех же основаниях.

– Я готов отвечать на вопросы, господин гауптманн!

– Вопросы буду задавать я, – прошелестел секурист, подаваясь вперёд и глядя на меня плотоядно, аки удав на кролика.

Конечно. Как же они могут обойтись без своей любимой кодовой фразы! «Вопросы здесь задаю я», «если вы ещё на свободе – это свидетельство не вашей невиновности, а нашей недоработки», и так далее и тому подобное.

– Я готов, господин риттмейстер!

– Скажите, обер-ефрейтор... в вашем рапорте в комендатуре, возможно написанном в состоянии сильного душевного волнения, нет чёткого указания причины ссоры с посетителями трактира «Старый маг».

– Господин риттмейстер, эта причина мной указана, как я считал, достаточно чётко. Нас стали называть...

– Не трудись повторять, обер-ефрейтор. Я всё это читал. У меня вопрос – кто конкретно стал называть?

Ага, вот оно. Наверняка наблюдали. Думаю, Далькино лицо они хорошо разглядели. Ну что ж, вот тебе ещё одно доказательство, что в нашем деле нельзя оставаться чистеньким. Белые одежды тут не годятся.

– Господин риттмейстер... это очень личное.

– И всё-таки? – Голос секуриста зазвенел металлом.

– Это была моя девушка. Моя бывшая девушка. С которой мы расстались перед тем, как я ушёл в армию.

Лейтенант с Мёхбау переглянулись, и, я клянусь, на их лицах читалось что-то вроде отвращения. Ну да, конечно. Я раскололся сразу же, даже не попытавшись выгородить дорогого для меня человека. О, эти русские!

– О как! – Кажется, я сумел удивить безопасника. – Значит, ваша бывшая девушка, обер-ефрейтор. Прекрасно. Далия Дзамайте, если не ошибаюсь?..

– Так точно, – проговорил я голосом, каким только и произносить последние слова заупокойной службы. «И больше уже открывать нельзя...»

– Замечательно. Превосходно. Великолепно. И что же произошло потом? Когда она напала на вас вторично?

– Я был вынужден защищаться. Сбил её с ног.

– Ещё лучше. Нападению на военнослужащего Имперских Вооружённых сил дан достойный отпор. Но почему же вы не предприняли никаких мер к её задержанию?

– Господин риттмейстер! Как я уже имел честь докладывать, это было глубоко личное. Хотели ударить меня как Руслана Фатеева, а не как имперского военнослужащего.

– Так-так... – скривился секурист. – А как велит поступать в данном конкретном случае устав сторожевой и караульной службы, обер-ефрейтор?

– Погодите, погодите, – поморщился Мёхбау. – Если обер-ефрейтор утверждает, что это было личное, то...

– Личное? – немедленно вскинулся секурист. – Личное?! Вот, полюбуйтесь, – от потряс внушительной пачкой исписанных листов, – у меня здесь показания остальных патрульных. И все повторяют одно и то же – Дзамайте оскорбляла их как солдат доблестной имперской армии, она...

– И десантник должен обращать внимание на слова каждой взбалмошной девчонки? – не слишком вежливо прервал риттмейстера мой ротный. – Вы хотите устроить нам тут новую партизанскую войну, сударь? Сильному нет нужды отвечать на дешёвые выходки. Он просто посмеётся над ними. Или у вас есть сомнения в том, что мы можем раскатать весь этот город в тонкий блин?..

– С такими обер-ефрейторами, как Фатеев, – вполне возможно, что и не раскатаете, а раскатают вас, – усмехнувшись, ответил контрразведчик.

Я никак не ожидал, что мой лейтенант не выдержит. Однако лицо его сделалось совершенно белым, он резко поднялся, столь же резко одёрнул китель.

– Милостивый государь, оскорбляя моего обер-ефрейтора, вы оскорбляете мой взвод и меня лично. Будучи младше по званию, не вижу иного выхода защитить свою честь, кроме как...

– Рудольф! – громыхнул Мёхбау. – Сядь. Только дуэлей мне тут и не хватало. А вы, господин риттмейстер...

– А я забираю вашего обер-ефрейтора с собой, – ухмыльнулся тот.

Теперь уже побледнел и Мёхбау.

– Ордер на арест, – ледяным голосом потребовал он. – Ордер, подписанный военным прокурором сектора. Вы поняли меня, господин риттмейстер? Ордер, подписанный военным прокурором, а не главой вашей службы. Без этого в моей роте вы ничего не сделаете. Слышите, сударь? Ни-че-го!

Секурист, похоже, здорово растерялся. Формально он не был старше Мёхбау по званию, приказывать ему не имел никакого права – ни один устав Империи не ставил секретные службы над остальными армейскими частями, только в случае чрезвычайных обстоятельств и с предъявлением соответствующим образом подписанных полномочий – причём подписанных, как уже заметил мой ротный, «не главой вашей службы». Контрразведка не могла сама себе присвоить диктаторские возможности. Его Величество кайзер, очевидно, слишком хорошо понимал, что может случиться с его Империей, если тайная полиция – неважно, как она будет называться, – получит всю полноту власти.