Укрепляя и ободряя себя молитвой, я продвигался по ночному лесу.

Дождь, моросивший почти весь день, кончился, воздух был чист и прозрачен, трепетали, словно дрожа от холода, немногие ещё удерживавшиеся на деревьях листья. Тропинка тонула во тьме, но я не прибег ни к каким заклинаниям, я даже не зажигал факела: очень боялся спугнуть ведьму. Если она всё-таки утащила ребёнка, от испуга злодейка может совершит непоправимое – я такого себе никогда не прощу.

Тропа ощутимо забирала влево, уклоняясь на запад, и это нравилось мне всё меньше и меньше – как ни крути, я пересёк незримую границу Нарна. Конечно, сила злодейского леса сказывается тут мало но всё-таки, всётаки… В зарослях по обе стороны тропинки мне то и дело чудились какието подозрительные шорохи и скрипы, и я невольно вспоминал крестьянские сказки этих мест – о бродячих деревьях, стражах этого недоброго места, так и норовящих разорвать на куски незадачливого путника, о других лесных страхах, существующих, как правило, только в воображении бедных, невежественных поселян; правда, сейчас, глухой ночью, в выдуманность всего этого верилось как-то с трудом. Я едва мог унять постыдную дрожь: дух мой был крепок, слово Спасителя не давало ему поддаться низменному страху, но плоть – плоть, увы, как и положено греховному, тварному началу, дрожала от самого постыдного ужаса.

Тем не менее дух мой, как я уже сказал, был твёрд. Я не сомневался, что злодейка в моих руках и что ее бесчинствам скоро будет положен конец.

Разве может что-то столь низкое противостоять истинной магии, да ещё осенённой благословением рьяных служителей Спасителя?

Тропа нырнула в глубокий, уводящий прямо на запад овраг. Я невольно остановился. Предания здешних землепашцев содержали не-не-м-мало у-уп-по-м-ми-наний о…

Из мрака навстречу мне вышли трое, и тут меня затрясло уже всего, да так, что зубы принялись выбивать самую настоящую дробь.

– Мне кажется, тебе тут совершенно нечего делать, – сказал стоявший в середине человек; он опирался на длинный посох, явно магический: круглое навершие неярко мерцало, отбрасывая неширокий круг зловещего оранжевого света… – Поворачивай назад, и тебя никто не тронет. Это наше дело, и мы с ним сами справимся. Тебе всё понятно, чародей?

– А: о: э… – только и смогли выговорить мои губы. Мне даже не удалось произнести вслух имя Спасителя нашего Охранителя и Защитника от всякого зла.

– Штаны намочил, волшебничек? – глумливо крикнул мне второй, низкий и коренастный, судя по сложению – вроде бы гном. – Тебе неясно сказано, аль речь имперскую от страха позабыл? Говорят тебе, уматывай подобру-поздорову, пока мы за тебя как следует не взялись!

– Или выходи на честный бой, – прогудел третий, здоровенный детина, косая сажень в плечах. Лезвие его секиры тускло блеснуло оранжевым. – Если не испугаешься, конечно!

У меня тряслись все поджилки, а душа, как говорится, давно пребывала в пятках. Ноги словно приросли к земле, я не мог сотворить даже подобающей молитвы, не говоря уж о каком-то заклинании. Все, чему меня учили пять долгих лет, разом выветрилось у меня из головы. Надо было что-то делать, но что?..

Посох в моих руках внезапно потеплел. Я слышал неясный шёпот – словно разом множество голосов старались воззвать ко мне из дальнего далека, – но разобрать я ничего не мог.

Человек с посохом шагнул мне навстречу.

– Тебе сильно повезло, однокашник, – холодно проговорил он. – Сперва я принял тебя за другого и приготовил тёплую встречу. Ручаюсь, тебе бы она не слишком понравилась. Но хорошо, что я вовремя опознал одного из прошедших Академию. Я догадываюсь, тебе здесь надо; вновь говорю – предоставь это дело нам. Уходи. Возвращайся в деревню, иди куда хочешь, только не путайся у нас под ногами. Не до тебя, поверь. У меня нет времени на бессмысленно драки. Ты всё понял, чародей?

Только теперь я начал понимать, кто передо мной. И, надо признаться, зубы мои застучали ещё сильнее Я хотел сдвинуться – и по-прежнему не мог. Проклятая судьба, ну почему, за какое прегрешение ты послала мне на пути этого Тьмой взятого некромансера?

– По-моему, мы можем идти, милорд мэтр, – встрял в разговор низенький, принятый мной за гнома. – Он, кажись, оцепенел со страху.

Толку с этого разговора всё равно никакого, только время потеряем. А в спину нам ударить он никогда не осмелится!

– А… ух… эх… – от возмущения я наконец-то обрёл дар речи. – Никогда и никого я в спину не бил! Даже прислужников Тьмы!

– О-о, заговорил наконец, – по-прежнему глумясь, упер руки в бока похожий на гнома, но некромант неожиданно остановил своего раба:

– Не стоит. Нам с этим магом делить нечего и ссориться тоже незачем.

Сейчас он повернётся и уйдёт. С ведьмой мы. разберёмся сами. Лишних ссор нам совсем не надо.

– Я … я не уйду, – я старался говорить внушительно и с достоинством, но голос сорвался на какой-то позорный мальчишеский писк. – Я… мне… с ведьмой, чтобы не творила зло…

– Уверяю тебя, мы добиваемся совершенно того же, – примирительно сказал некромант. – Скажу тебе больше: нас наняла Святая Инквизиция, наняла для того, чтобы мы покончили с творящимися тут… гм… беспорядками. Могу показать пергамент от отца Игаши, саттарского инквизитора. Хочешь?

– Отец Игаши? – Первый испуг наконец-то отступил, я, по крайней мере, мог владеть голосом, он больше не звучал точно детская свистулька. – Я послан самим преподобным отцом-экзекутором Марком, главным инквизитором всего Эгеста! И у меня тоже есть пергамент!