Фесс чувствовал, как за его спиной словно бы разеваются шеренги его собственных легионов, – и на сей раз его оружием не было мёртвое, ещё мертвее. Боль, страх, ужас конца, провала, когда душа расстаётся с телом, – все, что пережил бедолага-звонарь, обращалось сейчас в полную противоположность самой сути наступающих призраков.

Они были изгоями ещё при жизни, оставаясь таковыми и после смерти.

И сейчас против них поднималась, расправляя плечи, высокая фигура воина Тьмы, не той, что стала синонимом беды и горя, а той, что сулит отдых и покой.

Фессу показалось, что он сжимает в руках длинный чёрный клинок – не свой собственный меч, меч проклятого рыцаря, а словно бы размытую полосу абсолютного мрака, какого не сыщешь даже в самых глубоких гномьих подземельях. И эта полоса, не имевшая ни эфеса, ни острия, ни даже сколько-нибудь чётко очерченных граней, рухнула на ряды призраков, словно топор палача, от которого нет ни защиты, ни спасения.

Словно бы в удивлении, вынырнул из мглы всё ещё скалящийся череп – только для того, чтобы разлететься на тысячи осколков под ударом меча Ночи; призрак рядом с ним постигла та же участь. Фесс слышал беззвучные проклятия, чувствовал ужас призраков – да, осказывается, они тоже могли испытывать ужас, – и в тот же миг его настигла отдача его собственного заклинания.

Он и помыслить не мог, что это окажется настолько плохо. На него словно обрушился таранный удар, с легкостью смявший его защиту и отшвырнувший некроманта назад, к баррикаде Прадда и Сугутора.

В закатившиеся глаза хлынула Тьма. Та самая, из которой его звал к себе магический глас Салладорца.

«Теперь ты понимаешь? – сказала Тьма. – Тебе не устоять. Прими это как данность. Видишь, я говорю с тобой, я убеждаю тебя, я не пытаюсь сделать из тебя свою марионетку…»

«Нет, – так же беззвучно ответил он. – Ещё не время, Тьма, ещё не время. Я ещё жив. Я ещё хочу драться. Моя кровь пока ещё горяча. Я предпочту, чтобы её всю впитал песок какой-нибудь мёртвой пустыни, чем обращусь к тебе за помощью!»

«И напрасно, – сказала Тьма, голос её по-прежнему лишён был каких – либо чувств. – Со мной бы ты победил. Без меня ты проиграешь».

«Пусть это станет только моей бедой», – огрызнулся он, и тёмный занавес лопнул, пропуская вперёд штурмовые отряды боли.

Фесса скрутило в три погибели, на мгновение он ослеп и оглох – и не видел, как его чёрный меч, продолжая путь, обратил в ничто ещё трех призраков – после чего исчез, рассыпался дождём тёмных искр.

Сила была растрачена, сила ушла.

А что осталось – неотвязный шёпот двух знакомых голосов, твердящих и твердящих в унисон: «Найди Мечи… найди Мечи… найди Мечи…»

Вновь, как и в миг гибели Ирдиса Эваллё, – маски, маски, вы всё не унимаетесь! Какие мечи? Не знаю я и не слыхал никогда ни о каких ме…

Фесс внезапно похолодел. Посреди разгорающегося боя, рядом с наступающими рядами жуткой Нечисти, его пробил ледяной пот ужаса. Потому что он поймал себя на том, что и в самом деле начал вспоминать мечи. Точнее, Мечи.

Глубокий блеск горного хрусталя, плотная коричневатая рукоять, гибельный росчерк лезвия – все, он так старательно выжигал из собственной памяти.

И, наверное, в этот миг Фесс действительно вспомнил бы всё, если б не отчаянный крик Сугутора.

– Мэтр, очнитесь, мэтр!

Никакой посторонний звук вообще-то не в силах нарушить истинный транс волшебника, но лёгкие гнома похоже, совершили чудо.

Фесс очумело повертел головой, приходя в себя. Бой готов был вот-вот вспыхнуть вновь. Призраки подались назад, атака некроманта оставила в их рядах широкую прореху; и ещё, похоже, вырвавшихся из Серых Пределов сдерживало непонятное заклинание Джайлза. Правда, сам маг Воздуха выглядел неважно. Остекленевший взор, повисшие руки, смертельно бледное лицо – он явно не справился с откатом собственного заклинания.

А вот ведьма стояла, дерзко уперев руки в бока, и смотрела на подступающих врагов; её глаза горели бешеным зелёным огнём, так что даже Фессу стало не по себе. Гептаграмма на земле ярко пылала зелёным, и оттуда катился могучий поток Силы. Ведьма явно открыла какой-то портал, но вот откуда она черпала мощь? Насколько мог понять некромант в эти краткие секунды, это не было связано ни с одной стихией. Ритуальная магия? Заклятия рун и фигур? Самая первая магия, открывшаяся человеческому роду? Обращающая в нечто пригодное к использованию хаотично рассеянную повсюду Силу? Но, чтобы добиться такого эффекта, для начертания правильной фигуры потребовались бы месяцы изощрённых вычислений, наблюдений за движением звёзд и планет, учёт тысячи и одного фактора. А, кроме того, ни одна магия не может ожить без соответствующих предметов-ингредиентов, наделённых природными качествами улавливать или отражать магические энергии. Нет времени гадать, что же на самом деле учинила тут ведьма, потому что…

– Ну что, взяли? – звонким голосом выкрикнула ведьма, потрясая кулаками. – Идите, идите сюда, я вас угощу по-свойски!

И тут, к полному изумлению Фесса, неразумные, нерассуждающие призраки ответили – той, что вызвала их из-за Серых Пределов. Их голоса звучали словно громадный глухой хор, запертый где-то глубоко под землей, голоса, полные, с одной стороны, тоски и отчаяния, а с другой – такой ненависти к тем, кто до сих пор имеет наглость жить, что Фесс содрогнулся. Никакие неупокоенные, никакие зомби не сравнились бы с этими порождениями ужаса; и не приходилось сомневаться, что ждёт обитателей Кривого Ручья в случае если защитники деревни не устоят.