Уверенно и умело закончил он стрижку. Я вновь выглядел вполне прилично. Во время этой процедуры жена поручика стояла рядом и с участием наблюдала за работой мужа. Затем она поставила на табурет глубокий алюминиевый таз. Я снял полотенце, стряхнул остатки волос с шеи и наклонился над тазом. Женщина взяла желтый высокий кувшин с теплой водой и стала поливать мне на шею. Впервые за многие дни я умывался теплой водой с мылом! Насухо вытерся чистым полотенцем. Я с удовольствием посмотрел в зеркало, впервые за много месяцев увидев свое отражение.

Но пора собираться в путь. Радушная хозяйка щедро отрезала половину круглого хлеба и большой кусок сыра. Все это она завернула в газету. Сложив гостинцы в нашу котомку, мы горячо поблагодарили соотечественников, заброшенных судьбой далеко от Родины. Эта неожиданная встреча глубоко врезалась мне в память и каждый раз пробуждает в душе теплые чувства к этим русским людям. Сколько же судеб было изломано и жизней загублено после того Октября! Вышли мы на дорогу втроем. Алексей посоветовал нам, из соображений безопасности, идти не по дороге, а по тропинке за железнодорожным полотном. По-русски обнявшись на прощание, мы пошли по тропинке. И, уже далеко отойдя от дома, мы видели высокую и статную фигуру поручика.

Моросил мелкий летний дождь. Пахло свежестью…

Северо-восток Франции изобилует небольшими, покрытыми лесом горами. Вот и нынешняя ночь дала нам возможность смело шагать по лесным и проселочным дорогам, по заранее намеченному маршруту. Обычно перед заходом солнца мы обсуждали предстоящий ночной переход, сверяясь с картой, если она у нас была, или оглядывая окрестности с какой-нибудь возвышенности. В этих горах нам редко попадались населенные пункты. К тому же, шагая по французской земле, мы меньше опасались встречи с местными жителями, чем в Германии. В большинстве своем французы встречали нас, русских, очень радушно.

Всю ночь мы шли без приключений: воздух был теплым и чуть-чуть прохладным. Под утро, накопав в поле картошки, вошли в лесок. В ложбине, между деревьями, протекал ручеек. Мы расположились между маленьких чахлых елочек. Солнце почти взошло, и наша картошка в ведре почти сварилась. Внезапно рядом с нами что-то как будто треснуло, и мы одновременно повернули голову в ту сторону, откуда шел звук. Между редких стволов мы заметили силуэт человека, спускавшегося по тропинке, катя велосипед. Подойдя ближе, он остановился и принялся с любопытством нас разглядывать. Мужчина среднего роста и средних лет, одетый во все черное, на голове — форменная фуражка с кокардой, через плечо перекинута небольшая кожаная сумка. Сперва мы решили, что это жандарм, но, завязав с ним разговор (в основном с помощью жестов), мы поняли, что он — почтальон, живет на хуторе неподалеку, а теперь направляется на службу. Показывая рукой вверх по тропинке, откуда он пришел, мужчина попытался сказать, что хутор находится там, и, вероятно, добавил, что нам следует туда заглянуть. Попрощавшись с нами, он медленно стал спускаться дальше вниз и пару раз обернулся.

Быстро закончив завтракать, мы собрали вещи и, загасив костер, тоже вышли на тропинку, направившись в сторону хутора. Чахлый лесочек закончился, и нашим взглядам открылась по-настоящему величественная картина. На гребне горы, в обрамлении леса и полей возвышались два кирпичных дома, выкрашенные в желтоватый цвет. Смотреть на них снизу было по-своему очень красиво: вокруг зелень, и под голубым-голубым небом два светлых здания. Поднимаясь все выше по направлению к домам, мы заметили, что возле зданий как будто кто-то бегает, суетится. Подошли ближе — кругом тишина, ни единого живого существа… Что такое?

Входим в подъезд и по деревянной лестнице поднимаемся на второй этаж. Прямо перед нами распахивается дверь, и, выйдя нам навстречу, какая-то пожилая женщина спрашивает, что нам угодно. Кое-как мы объясняем ей, кто мы, и, как это часто бывало во время странствий, просим у нее соли, спичек. Лицо женщины мгновенно просияло, она с улыбкой пригласила нас пройти в комнату.

Комната была просторной и почти пустой. Перекошенный пол, большие окна. Полная нищета… По полу ползали двое ребятишек, чумазые и полуголые. Стояли два венских стула, и никакого намека на стол. В дверном проеме, ведущем в следующую комнату, стоял юноша. К нашей спутнице подошла другая женщина и стала о чем-то с ней переговариваться. Позднее мы поняли, что за беготня началась вокруг домов «при нашем появлении — нам это действительно не показалось! Местные жители решили, что мы — немцы и пришли за девушкой, которая была тихой сумасшедшей. Они спрятали ее в лесу и ждали, когда мы уйдем. Извинившись за свое вторжение, мы простились с ними и несолоно хлебавши покинули хутор: всюду там сквозило такое ощущение бедности, даже нищеты, что мы просто не набрались наглости обратиться к ним с просьбой найти для нас еду и все остальное.

Почему же они спрятали от нас девушку? Дело тут в том, что немцы распорядились передавать всех умалишенных в руки оккупационных властей. Теперь-то мы знаем, какие опыты ставили на таких людях немецкие врачи.

Прошло несколько дней с того времени, как мы расстались с поручиком. Все эти дни небо хмурилось, низко плыли тяжелые серые тучи, задевая макушки высоких деревьев. По нашим предположениям, мы были уже в приграничной зоне. Здесь еще французская земля, а где-то там в дождливой дымке — швейцарская. Пробираемся сквозь густые заросли мокрого кустарника, среди высоких стволов сосен и елей.

От повышенной влажности тяжело дышится, да и нервы напряжены до предела. Шутка ли, идти по вражеской земле уже около трех месяцев, а сейчас малейшая неосторожность… и все! Остановились. Решили зарыть в укромном месте, в лесу все, что есть у нас в карманах лишнего. Достали чудом уцелевшие фотокарточки родных, медальоны, выданные еще в начале войны, на случай нашей гибели, карту Западной Европы. На ней был отмечен наш путь от Дармштадта через Германию и Францию до швейцарской границы. И все это мы зарыли возле огромной, самой приметной сосны. Договорились с другом в случае поимки сказать, что бежали из эшелона по пути в Италию.