Шрифт:
— Конечно, ты просто обязана была меня убить… — глухо сказал колдун. — Свет избавился бы разом от двух зол — меня и… и того, кто сейчас идет сюда. Но… вампир оказался слишком усерден… и я… и мне… как ты понимаешь теперь, я должен был играть всерьез, чтобы ты не поддалась памяти крови и ворвалась сюда с полным убеждением, что чем скорее ты убьешь меня, тем лучше… но ты оказалась слишком сообразительной, и тот, кто идет сюда вершить суд и расправу, взыскивать старые долги, мигом это почуял… И понял, как я намерен ускользнуть от расплаты…
Ниакрис, всхлипывая, вытерла рукавом щеки. Как бы то ни было, она — воин Храма! И ее учили не сдаваться даже в самых отчаянных ситуациях, недаром же один из наставников любил повторять: «Из каждого безвыходного положения есть самое меньшее два выхода».
Или даром ей даны острый ум и хитрость, позволявшие брать верх над самыми сильными противниками — пусть даже и в созданных Учителем иллюзиях?! Или даром твердили ей в Храме, что чистая Сила — ничто, если не подкреплена изворотливостью и ловкостью?! Нет, нет и еще раз нет!
Терять им вообще уже нечего. Человек, сидящий перед ней, готов был заплатить за свой грех самую страшную цену, он сам осудил себя и сам вынес приговор — вот только она, Ниакрис, не смогла как следует сыграть роль палача. Вмешались другие…
Стены замка трясло все сильнее. Дрожа, стало опадать пламя по краям зала, ходуном ходили намертво, казалось бы, прибитые к черному трону черепа.
Декорации в громадном театре, выстроенном для одного-единственного зрителя и одновременно актера — ее, Лейт-Ниакрис.
Она невольно повернулась — туда, где лежало тело бедного монаха, погибшего за нее.
Тела не было.
Неужели?..
— Ну конечно, — устало сказал отец. — Разве я мог допустить, чтобы ты шла одна через такие места…
Все вставало на свои места.
Ниакрис только медленно покачала головой. Ее отец предусмотрел все… кроме ее догадливости.
Но разве зря ей попалось то, похожее на пень существо?! Понятно, ее… Враг? Убийца близких?.. или все же — отец? — не зря послал ей навстречу это создание! Он не мог говорить открыто, словами, не мог прибегнуть к простой передаче мыслей — ей, Ниакрис, предстояло догадаться самой.
Кровь вскипала в жилах, боевой азарт плавился, обращаясь в то, чему на человеческих и нечеловеческих языках нету даже названия.
Отец, отец, да ты, похоже, сам не знал, что оживет во мне в эти минуты!..
Теперь Лейт точно знала, что ей делать.
Тяжелый шаг давящей все и вся мощи напрасно будет сотрясать твердь Эвиала — без якоря, каким был ее несчастный отец, эта мощь не задержится здесь, плоть мира для нее слишком хрупка, тонка и прозрачна — подобно тому, как не удержаться обычному человеку на небесном облаке и не разогнать его, неважно, размахиваешь ли ты руками, рубишь мечом или пронзаешь копьем.
Ниакрис вскинула руки и звенящим голосом начала выкрикивать слова, рвущиеся сейчас на волю из самых глубин ее сознания.
Далеко-далеко от угрюмых гор до фундаментов и оснований содрогнулся древний Храм Мечей, и сам Стоящий во Главе прервал свой транс, чтобы подняться на заклинательную башню, и с тревогой всматривался в небосвод, где менялись сейчас, искривляясь и смешиваясь, вековечные пути звезд и планет.
И еще дальше от обреченного замка, в гордом Ордосе, в Академии Высокого Волшебства, декан факультета малефицистики, на котором не было ни одного ученика, дуотт Даэнур, закрыв глаза, всматривался в фантастическую пляску сил, затеявших свой дикий танец над дальними восточными горами.
И хозяйка Волшебного Двора, молодая, но уже прославленная чародейка Мегана, обеспокоенно наблюдала, как скрипит ее бронзовая астролябия, повинуясь порывам ветров магии, не чувствительных для простых смертных, отражая неистовость схватки сошедшихся над Эвиалом сил.
Ниакрис заклинала огнем и тьмой, ветром и потоком, всеми стихиями и мощью самой смерти. О, поистине редкостным даром наделена была ее мать, и неудивительно, что никто из обычных чародеев не смог пробудить его к жизни — и хорошо, что не смог.
Потому что не нашлось бы того, кто сумел совладать с этим гибельным даром, обрети он свободу.
Знак Разрушения вспыхнул сейчас в небесах, и даже чужая сила на какое-то время растерялась, наблюдая, как рвутся земля и небо, не в силах противостоять высвобожденной черной мощи человеческой души.
Ниакрис заклинала.
Память крови соединилась. Девушка ясно видела теперь и страшное преступление отца, и горе матери, и отчаяние деда; Знак Разрушения ярко пылал над ее судьбой, и никто, даже Высокие Боги, если они есть, даже Спаситель, если правдивы сказки о нем, — никто не смог бы теперь удержать ее.