Шрифт:
Патрик казался удовлетворенным объяснениями и уже поднял свой портфель, собираясь уходить. Не дойдя до двери двух дюймов, он обернулся и спросил:
— Так из-за чего спор?
Мы с Кларком переглянулись. Все мысли вылетели у меня из головы.
Патрик был настырен:
— Почему Уоксманы орут друг на друга?
— Это в связи… — начал Кларк.
— Это просто… — сказала я.
— Фил и Тони не могут договориться о рождественском подарке матери, — заявил Кларк. — Фил хочет отправить ее в роскошный круиз, а Тони хочет подарить ей домашний гимнастический зал и личного тренера.
— А то и другое нельзя? — спросил Патрик.
— Можно, но дело не в этом. Они ежегодно преподносят ей совместный подарок. Иначе она решит, что мальчики не ладят, — нашлась я.
Патрик не выглядел убежденным, потому что в этот момент крик повторился и чуть не оглушил нас.
— Ладно. Очень достоверно. В следующий раз соврите получше, а то обидно, — произнес он и хлопнул дверью.
— Не очень-то помогло, — сказала я Кларку, который был невыразимо спокоен и собран. Мои волосы стояли дыбом. Во рту пересохло. Образ Тони, терроризировавшего Эрика, меня очень расстроил, и я предалась пораженческим размышлениям на тему «что, если».
— Клянусь, Хенретти будет счастлив узнать об этой истории. Это был образцовый Тони — живой и без цензуры.
— Карен, тебе надо выкинуть этого Хенретти из головы. Его годами никто не видел. Он такой раздолбай, что не напишет и списка покупок, не говоря уже о полноценной книге. Аллегра держит его в перечне «на заметку», не больше. Когда же ты прекратишь?
Так резко Кларк со мной еще не разговаривал. Обиженная и злая, я ответила:
— Знаешь, Кларк, иногда мне кажется, что тебе наплевать, когда кто-то из нас по-настоящему болеет за дело. Ты порхаешь туда-сюда, работаешь, когда тебе вздумается, но я не могу позволить себе такую роскошь. Конечно, тебя не тревожит Хенретти, потому что тебя вообще ничто не тревожит. — Я отвернулась от него.
— Извини, Карен, я не хотел тебя задеть. — Кларк потянулся обнять меня, но я увернулась. — Пожалуйста, не будь занудой. Мне просто не хочется, чтобы ты переживала из-за ерунды. Честное слово, Карен, мне очень стыдно.
— Ладно, проехали. Я психанула. День такой. — Мне не хотелось продолжать разговор.
— Клянусь, милая, мне очень жаль.
— Извинения приняты. Может быть, пойдем отсюда? Пожалуйста.
Мы покинули студию. Позже я узнала, что труды Эрика растянулись на тридцать часов, после чего Тони решил просто подрезать фильм, чтобы Ворон болтал меньше, чем изначально планировалось. Эрик умел убедительно молчать, изображая мрачные раздумья, и Тони решил обыграть это.
Когда мы вернулись в офис, я нашла у себя на стуле черновик пресс-релиза. Аллегра отредактировала его и оставила указания: распространить по всем крупным агентствам новостей с примечанием о временной недосягаемости Фила, «так как он с головой ушел в подготовку кампании по выдвижению "Молочника"». Цитата подверглась радикальной правке. Были выкинуты упоминания о верных сотрудниках и преданной команде, стараниями которых фильм завоюет признание. Теперь речь шла лишь о решении Фила лишить себя каникул и остаться в городе. Остальные же так и будут отрядом роботов, запрограммированных исполнять все, чего пожелает Уоксман.
В последнее время Аллегра, на мой взгляд, вела себя даже более странно, чем обычно. В прошлом месяце она похудела больше всех в офисе, но упорно отказывалась признать, что изменение фигуры имело фармакологическую природу. Если кто-нибудь спрашивал, как ей удалось сбросить так быстро и так много фунтов, она давала в высшей степени неправдоподобные ответы, называя в числе причин «баскетбол» и «роликовые коньки». Сегодня я услышала, как она приписывает свое усыхание недавнему увлечению бильярдом, который, по ее словам, «был очень полезен для талии».
В кампании по выдвижению «Молочника» немалую роль играла читка произведений Уолта Уитмена — поэта, стихи которого, по мнению главного героя фильма, должны повышать надои. Джульет Бартлетт, Джимми-Дейл Готорн, Боб Метачен, Гарри Спиндлер, Франческа Дэвис и Айван-Мелисса Пелл, как и другие преданные сторонники «Глориос», уже изъявили готовность выступать на поэтических вечерах, которые будут организованы в богатых домах членов Киноакадемии в Нью-Йорке, Беверли-Хиллз и Лондоне. Естественно, эти чтения сопровождались роскошным угощением от студии. Хозяевам разрешили приглашать кого угодно, так как их гостевые списки на семьдесят пять процентов состояли именно из членов Академии.
Дагни с ума сходила от многочисленных телефонных звонков и сообщений, так как ее обязанностью была координация этих литературных мероприятий. Она также отвечала за стилистов, давая им советы насчет оптимальных нарядов для их клиентов. Мужчины должны были выглядеть точь-в-точь как в фильме «Общество мертвых поэтов» — брюки цвета хаки, голубые моряцкие куртки и красные галстуки в полоску под белую рубашку в сочетании с легкими кожаными туфлями — чем поношеннее, тем лучше. Женщинам полагалось иметь вид строгих библиотекарш, хотя ценники на их одежде превосходили возможности любого настоящего библиотекаря. Типичным нарядом для них были сшитые на заказ костюмы с юбками, шелковые блузки и черные туфли-лодочки с острыми, как стилеты, носками. Волосы должны быть убраны в аккуратный пучок на французский манер или завязаны в длинный хвост. А самое важное — очки. Дагни удалось уговорить шикарного оптика из Сохо одолжить их нашим выдающимся чтецам: линзы были изготовлены из чистого стекла. В общем и целом внешний вид говорил: «Я начитанный интеллектуал и с удовольствием наслаждаюсь вместе с вами красотой поэзии».