М.

Если в моем совете нуждаются и его просят, то, прежде всего, нужно правдиво определить, каково в действительности положение дел. Мои обеты «Архата» произнесены, и я не могу ни искать отмщения, ни другим помогать мстить. Я могу помочь ей наличными только тогда, когда знаю, что ни один грош, ни одна доля серебряной унции не будет истрачена на нечестивые цели, а месть грешна. Но у вас есть защита, и она [148] имеет на нее право. Она должна получить защиту и полное оправдание, вот почему я телеграфировал и предложил выбор, прежде чем подавать в суд. Требовать отказа от своих слов и угрожать подачею в суд она имеет право; она также может возбудить дело – и он откажется от своих слов. По этой причине я подчеркнул необходимость статьи, не затрагивающей никаких других тем, кроме указанного «долга». Этого одного будет достаточно, чтобы напугать доносчика, это разоблачит его перед публикой как «клеветника» и покажет ему, что он в неловком положении. Ошибка своим происхождением обязана неразборчивому и безобразному почерку Маколифа (каллиграфа и писаки, подобного мне), который послал сообщение в «Стейтсмен». Это очень счастливая ошибка, так как на ней можно построить все ваше оправдание, если вы будете действовать разумно. Но ее можно использовать вовсю теперь, иначе вы упустите этот счастливый случай. Итак, если вы снизойдете воспользоваться еще раз моим советом, раз уж вы дали первый выстрел в «Пионере», ищите отчеты в «Теософе», и по этим данным в статье во вторник напишите за нее хорошенькое едкое письмо, подпишите ее именем и именем Олькотта. Это можно сначала опубликовать в «Пионере», а если вы возражаете, то в какой-нибудь другой газете, но во всяком случае нужно печатать в виде циркулярного письма и переслать его во все газеты страны. Требуйте в этой статье отказаться от своих слов в «Стейтсмене» и угрожайте привлечением к суду. Если вы так поступите, я гарантирую успех.

Одесская старая леди – Надежда [149] – очень жаждет вашего автографа, автографа «великого и знаменитого писателя». Она говорит, что была весьма не склонна расставаться с вашим письмом генералу, но надо же было послать вам доказательство, кто она такая. Скажите ей, что я, «Хозяин» (она звала меня Хозяином своей племянницы, когда я посещал ее три раза), случайно сказал об этом вам, советуя написать ей и таким образом снабдить автографом, а также послать обратно через Е.П.Б. ее [150] портреты после того, как вы их покажете вашей жене, ибо г-жа Фадеева в Одессе очень озабочена тем, чтобы получить их обратно, в особенности то молодое лицо... Оно – ее, какой я встретил ее впервые «миловидной девушкой»...

В данное время я занят, но снабжу вас объяснительными дополнениями, как только у меня будет досуг, скажем, в течение двух-трех дней. «Прославленный» [151] позаботится обо всем, что требует присмотра. Как насчет великолепного обращения мистера Хьюма? Не сможете ли вы его приготовить к январскому номеру? То же самое и в отношении вашей передовицы в ответ на передовицу спиритов. Надеюсь, вы не будете обвинять меня в желании сесть на вас и также будете рассматривать мою скромную просьбу только в правильном освещении. У меня двойная цель: развивать вашу метафизическую интуицию и помочь журналу путем вливания в него нескольких капель настоящей хорошей литературной крови. Ваши три статьи, несомненно, достойны похвалы: хорошо выявлена суть и, насколько я могу судить, рассчитаны на привлечение внимания всех ученых и метафизиков, в особенности первых. Потом вы узнаете больше относительно созидания.

Тем временем я должен приготовить себе обед – боюсь, вряд ли он вам понравился бы.

М.

Ваш молодой друг, Лишенный Наследства, опять на ногах. Вы действительно хотели бы, чтобы он писал вам? В таком случае лучше «провентилируйте» в «Пионере» вопрос о желательности прийти к соглашению с Китаем в отношении установления регулярного почтового сообщения между Праягом и Шигацзе.

Думаю, я действительно не способен ясно выразить свои идеи на вашем языке. Я никогда не думал придавать значение тому, чтобы циркулярное письмо, которое я просил вас составить для них, появилось в «Пионере», и никогда не собирался намекать на необходимость этого. Я просил вас составить и послать ваш черновой вариант в Бомбей с тем, чтобы они выпустили его как циркулярное письмо, которое, будучи выпущенным, на своем пути по Индии могло бы перепечататься в вашем журнале, также и другие газеты, наверное, перепечатали бы его. Ее [152] письмо в Б.Г. [153] было дурацкое, ребяческое и глупое. Но вы не должны находиться под впечатлением, что оно сведет на нет всю пользу, которую принесло ваше письмо. Есть несколько чувствительных особ, на чьи нервы оно будет действовать, но остальные никогда не оценят его истинного духа. Письмо ни в коей мере не является клеветническим, просто оно вульгарное и глупое. Я заставлю ее прекратить подобные вещи.

В то же время должен сказать, что она жестоко страдает, и я не в состоянии помочь ей, ибо все это следствия причин, которые не могут быть уничтожены, – это оккультизм в теософии. Она теперь должна или победить, или умереть. Когда настанет час, она будет взята обратно в Тибет. Не обвиняйте эту бедную женщину, обвиняйте меня. Временами она только «оболочка», а я, наблюдая за нею, часто бываю невнимателен. Если этот смех не будет обращен на «Стейтсмен», другие газеты опять подхватят мяч и швырнут в нее.

Не унывайте. Будьте мужественны, мой добрый друг! И помните, что, помогая ей, вы отрабатываете свой собственный закон кармы, ибо, кроме одного жестокого нападения на нее, еще многое вызывается дружеским расположением к вам К.Х., использующего ее в качестве средства связи. Но – мужество.

Я видел документы адвоката и ощутил, что у него нет желания взяться за это дело. Но он сделает то малое, что от него требуется. Привлечение к ответственности не поможет, но поможет гласность как в защите, так и в вопросе об обвинении, а также 10 000 циркулярных писемповсюду с доказательствами, что обвинение (против Е.П.Б. – Ред.) ложно.

До завтра. Ваш М.

Мой нетерпеливый друг, разрешите мне, как человеку, обладающему некоторым авторитетом в вашей теософской воде с медом, уполномочить вас «не считаться с правилами» на короткое время. Заставляйте их заполнить анкеты и посвящайте кандидатов сразу. Только, что бы вы ни делали, делайте без отлагательства. Помните, вы теперь единственный. Мистер Хьюм в настоящее время погружен в свой указатель и ожидает, что я ему напишу первый и совершу сначала пуджу•. Я, пожалуй, слишком высокого роста, чтобы он мог легко дотянуться до моей головы [154] , если у него имеется какое-либо намерение покрыть ее пеплом раскаяния. Также я не намерен одеться в рубище, чтобы изобразить сокрушение в том, что я сделал. Если он будет писать и задавать вопросы – все хорошо, я отвечу на них, если нет, я приберегу свои лекции для кого-нибудь другого. Время не является для меня препятствием.