Возвратимся к вашим «Степеням». не слишком ли смутные, туманные линии проводите вы между первыми тремя или четырьмя группами? Какую проверку вы применяете, чтобы определить их соответственные ментальные состояния? Как предохранить от чистого «зазубривания, копирования и подмены в писаниях»? Многие ловкие иезуиты могли бы пройти все ваши Степени, даже до шестой и седьмой, и вы тогда допустили бы их во вторую секцию. Припомните уроки прошлого и Картера Блейка [211] . Как Мурад Али Бег сказал и Олькотт вам подтвердил, – тому, кто прошел первые пять стадий, вполне возможно приобрести «оккультные способности» в шестой. Нет, их можно достичь без помощи всего этого – путем применения метода архатов, дастуров•, йогов или же суфиев. В каждой из перечисленных групп мистиков имеются многие, кто даже не умеет ни читать, ни писать. Если психическая идиосинкразия отсутствует, никакая культура ее не даст. Самой высшей теоретической, а также практической школой этого рода является та, в которой обучались мы, общающиеся с вами, ваши заинтересованные корреспонденты.

Все предыдущее было сказано не для того, чтобы вас разочаровать и привести в уныние, но для вашего ободрения. Если вы истинный англосакс, никакие препятствия не сломят вашего устремления; и если мои глаза не затуманились, именно таков ваш характер в основе своей. У нас для всех устремившихся одно слово: дерзайте!

А теперь в отношении вашего смеха в последних числах сентября по поводу воображаемых опасностей для того, кто производит феномены, – опасностей, возрастающих пропорционально величине произведенных феноменов, и невозможности опровергнуть их. Помните предложенный феномен доставки сюда газеты «Таймс»? Мой добрый друг, если пустяковые феномены (ибо они являются пустяковыми по сравнению с тем, что может быть сделано), показанные Эглинтоном, вызвали такую лютую ненависть, разворачивая перед ним сцены заключения в тюрьму вследствие ложного свидетельства, то какой только не была бы судьба бедной Старой Леди! Вы все еще варвары, несмотря на вашу хваленую цивилизацию.

А теперь об М. (это строго между нами, и вы не должны намекать об этом даже миссис Гордон). Эглинтон готовился к отъезду, оставляя в сознании бедной миссис Гордон страх, что она обманута, что никаких Братьев не существует, раз Эглинтон отрицает их существование, и что духи молчат по поводу этой проблемы. Затем на прошлой неделе М., вмешавшись в пеструю толпу, взял этих призраков за горло, и в результате – неожиданное признание Братьев, их действительного существования и чести быть лично знакомыми с «Просветленными». Урок для вас и других, извлеченный из вышеприведенного, может пригодиться в будущем, ибо события будут расти и развиваться.

Ваш верный К.Х.

Добрый друг, излагая это письмо, я не забуду повторить снова те многие замечания, которые могли быть сделаны в отношении различных возражений, которые мы имеем право выдвигать против спиритуалистических феноменов и медиумов. Мы выполнили свой долг, и так как голос истины шел по каналу, который лишь немногим был приятен, то его объявили ложным, а заодно и весь оккультизм. Время для споров прошло, и час, когда будет доказано миру, что оккультная наука – вместо того, чтобы быть, по словам доктора Чемберса, «абсолютным суеверием», как они склонны думать, – окажется объяснителем и разрушителем всех суеверий, – этот час близок. По причинам, которые вы поймете, хотя сначала будете склонны рассматривать их (по отношению к себе самому) как «несправедливые», я решил на этот раз, в виде исключения, сделать то, чего никогда раньше не делал, а именно персонифицироваться в другой форме, а возможно, и в характере. Поэтому у вас не должно быть недобрых чувств к Эглинтону за испытываемое им удовольствие видеть меня персонально, разговаривать со мною и быть «ошеломленным» мною и результатами его посещения мной на борту «Веги» [1]. Это будет сделано между 21-м и 22-м числами месяца, и, когда вы будете читать это письмо, это уже будет «видением прошлого», если Олькотт отправит вам письмо сегодня.

«Все сущее окутано тайной; мы разъясняем тайны тайнами», – скажете вы. Ну, ну, для вас, как человека заранее предупрежденного, это не должно быть тайной, так как по нескольким причинам – одна другой благовиднее – я принимаю вас в свои доверенные. Одна из них – чтобы уберечь вас от чувства обиды (это слово звучит странно, не правда ли?), когда вы об этом услышите. Так как Эглинтон увидит нечто, весьма отличающееся от действительного К.Х., хотя это будет все же К.Х., вам не следует чувствовать себя обиженным со стороны своего трансгималайского друга. Вторая причина – надо избавить этого беднягу от подозрения в хвастовстве; третья и самая веская, хотя и не последняя, – теософия и ее последователи должны быть реабилитированы. Эглинтон возвращается домой, и если он после возвращения не будет знать о Братьях, то для старой Е.П.Б. и Г.С. Олькотта настанут горькие дни испытаний [212] . Мистер Хьюм упрекал, что мы не показались Эглинтону. Он насмехался и бросал нам вызов – явиться Ферну• и другим. По причинам, которые он, может быть, поймет, а может, и нет (но вы поймете), мы не могли или, вернее, не хотели этого делать, пока Эглинтон находится в Индии. К тому же у нас имелись не менее важные причины, по которым мы запретили Е.П.Б. переписываться с ним или уделять ему слишком много внимания в «Теософе». Но теперь, когда он уже уехал и 22-го будет находиться далеко в море и когда не может быть места никаким подозрениям в обмане, настало время для эксперимента. Он думает подвергнуть испытанию ее [213] – но будет испытан сам.

Итак, мой верный друг и сторонник, готовьтесь. Поскольку я порекомендую Эглинтону, в свою очередь, порекомендовать миссис Гордон [214] соблюдать осторожность, и поскольку добрая леди может намереваться зайти в ней слишком далеко, понимая ее а la lettre, я заранее снабжаю вас буллой для нее, позволяющей ей распечатать свои уста.

А теперь о мистере Хьюме. Он трудится для нас и определенно имеет право, чтобы мы с ним считались – пока что. Я бы охотно написал ему сам, но вид моего почерка, с которым он знаком, может произвести поворот в его чувствах к худшему, прежде чем он потрудится прочесть то, что я хочу ему сказать. не будете ли вы так любезны взять на себя эту деликатную задачу – поставить его в известность о том, о чем я сейчас пишу вам? Скажите ему, что есть враги, которые горячо желают уличить Старую Леди в обмане, поймать ее в ловушку, так сказать, и что по этой самой причине я решился раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скажите ему, что, воспользовавшись его советом, я – К.Х. – покажусь Эглинтону собственной персоной в море между 21-м и 22-м числами месяца и что, если удастся образумить этого бунтовщика, отрицающего существование Братьев, миссис Гордон и ее супруг будут об этом факте извещены немедленно. Это все. Чтобы осуществить наш эксперимент, мы намеренно ждали до его отъезда, а теперь – собираемся действовать.

Всегда ваш, К.Х.

Предполагается, что до 25 марта мистер Синнетт будет держать свои уста запечатанными – как будто находясь при смерти. Ни одна душа, за исключением миссис Синнетт, вашей доброй супруги, не должна знать ни слова из сего письма. Этого я ожидаю от вашей дружбы и теперь подвергаю ее испытанию.

Мистеру Хьюму вы можете писать сейчас с тем, чтобы он получил письмо 24 марта после обеда. Ваше будущее зависит от этого – от вашего молчания.

К.Х.

Новый «Руководитель» пока что должен вам сказать несколько слов. Если вам небезразличны наши будущие отношения, постарайтесь повлиять на вашего друга и коллегу мистера Хьюма, чтобы он отказался от своей безумной идеи отправиться в Тибет. Неужели он действительно думает, что он или [даже] целая армия пелингов• будет в состоянии отыскать нас без нашего согласия или же принести обратно известие, что мы, в конце концов, оказались «лунным светом», как он выражается? Сумасшедший тот, кто думает, что даже британское правительство достаточно сильно, богато и могущественно, чтобы помочь ему в осуществлении его безумного плана! Если мы желаем, чтобы кто-либо встретился с нами, то этот человек найдет нас у самых границ. Те же, кто восстановил против себя Чоханов, как это сделал он, не найдут нас, даже если бы пошли на Лхасу с целой армией. Осуществление его планов было бы сигналом для абсолютного разобщения вашего мира и нашего. Его идея обратиться к правительству за разрешением отправиться в Тибет смешна. Он встретится с опасностями на каждом шагу и при этом не услышит никаких вестей ни о нас самих, ни о нашем даже приблизительном местопребывании.