Шрифт:
«Разрушитель» был слишком вёрток для планетарных пушек.
…У Феликса Кришеина оставалось примерно три секунды, чтобы понять, что происходит. Самые страшные секунды в его обрывающейся жизни.
Звёздный Дом взорвался изнутри. Клубящееся пламя хлынуло в пустоту, словно там, внутри, весь воздух обратился в одно огненное облако. Разнося переборки и стены, дробя и плавя броню, оно, это облако, чудовищным зверем глянуло в лицо Великой Пустоте… и умерло, поражённое вечным холодом. Гореть здесь было больше нечему.
Чёрный и мёртвый остов плыл по орбите дальше…
* * *
– Мы не успели, – Исайя схватился за голову. Орбитальная станция медленно двигалась под ними. Точнее, её скелет.
– Какие потери, какие потери!.. – шептал координатор.
– Вижу её, – разлепил спёкшиеся губы Твердислав.
Внутри у него всё ходило ходуном. Неужели ему сейчас придётся схватиться с Джейаной, с его Джей, с которой проведено вместе столько сладких ночей, с которой они дрались плечом к плечу и поднимали клан в атаку?.. Неужто им сейчас придётся убивать друг друга?
Но задуманное ею поистине чудовищно. Невинные – там, внизу. Твердиславичи, ради которых она не щадила жизни… Как же можно, что с ней случилось?
– Постарайся подбить ей двигатели, – глухо сказал Исайя.
– Я? – опешил Твердислав.
– Конечно, ты. У меня уже не та быстрота, чтобы сладить с ней.
– А разве не машины…
– Машины – да. Но они слишком прямолинейны. Нам то и дело придётся брать управление на себя – иначе всё кончится вечной ничьей. Корабли одинаковы, и вычислители на них одинаковой мощности…
Твердислав стиснул зубы и поглубже вжался в кресло, налаживая мысленную связь с кораблём, чуть ли не становясь им, ощущая все его пушки и двигатели как продолжение собственного тела. Он не сомневался, что точно так же поступает сейчас и Джей. Не дура ведь она в самом деле!
Он был совершенно прав.
* * *
Ну, вот мы и у цели. Теперь дело за малым – сжигая двигатели, выплюнуть огненный сгусток в этот проклятый мир… чтобы навеки не осталось там ни слуг, ни господ, ни тех, кто обманывает, и ни тех, кто готов положить жизнь за этот обман. Она прервёт эту чудовищную ложь – чего бы это ни стоило.
– Угроза. Задняя полусфера, – забеспокоился корабль.
И тотчас же ожила связь.
– Джей, это я, Твердислав. Джей, остановись, одумайся, там же внизу – наши!
– Эти наши хотели убить меня, – безразлично отозвалась она.
– Джей, погоди.
– К бою, вождь Твердислав. К бою, если, конечно, ты ещё вождь, которого я любила, а не тряпка под ногами Учителей. Убей меня! Докажи свою преданность, постарайся!
– Джей… – теперь голос был полон муки. – Джей, ну погоди…
– Боевой разворот? – услужливо предложил вычислитель.
– Да, – сказала она и оборвала связь.
* * *
Середичи хоть и не снимали осаду, но и от переговоров не отказывались тоже. Дим и Файлинь ходили вместе – вождь и главная Ворожея, а как же иначе!
Клан успокаивался. Даже Гилви, видя, что никто её не гонит и не старается свести с ней счёты, поутихла. И другие Ворожеи – Светланка с Линдой, что ходили вместе с бедной Фатимой, – тоже, повинились и раскаялись.
Фатиму похоронили по обычаю. На клановом кладбище. Фай настояла – хотя кое-кто из горячих голов и порывался оставить тело лежать там, где лежало.
А ещё выздоравливала Лиззи. Чудо всё-таки свершилось – то ли помогли Иркины травы, то ли ворожба Файлинь…
Однако пока ещё она если и ходила, то исключительно по домику травниц. И потому всех видоков разом пробрала дрожь, стоило им заметить девочку, с отчаянным воплем «Фай, Фа-а-ай!» мчащуюся через Костровое место.
– Что, что стряслось? – Файлинь выскочила из-за утла, подхватила малышку на руки. – Ты почему бегаешь – холод такой?
– Фай… там…ой! Я покажу лучше…
Девчушка крепко вцепилась в руку главной Ворожеи.
И в этот миг весь клан, весь до последнего младенца, сосущего материнскую грудь, увидел, почувствовал, прочувствовал неотвратимо надвигающуюся Смерть. Смерть, от которой нет спасения. Смерть в облике Кары Великого Духа. Смерть, которая не пощадит никого, ни между кем не делая различий.
Лиззи всю трясло.
– Молитва! – отчаянно вскричала Файлинь. Даже сейчас она не потеряла головы.
Кто-то отчаянно заплакал, кто-то, оцепенев, смотрел в пустое небо…