– Хлесль в курсе, – заявил он. – Всем понятно, что должно произойти?

Мужчины кивнули.

– Хлесль – мой, – уточнил Генрих. – Когда я буду мочиться на труп этого человека, в его сердце будет сидеть пуля из моего пистолета.

Мужчины снова кивнули.

– Как только они доедут до узкого места у ручья, приготовьтесь.

Мужчины кивнули в третий раз. Генрих вскочил на коня, и они почти бесшумно двинулись через лес – невидимое, смертельно опасное сопровождение уставшего обоза монахов, который тоже тронулся в путь. Монастырские братья, поверившие, что им удалось избежать опасности, даже не подозревали, что вскоре их постигнет горькое разочарование на сей счет. Возможно, Киприан Хлесль со своими людьми казался им ангелом-хранителем, но ангел-хранитель ехал навстречу собственной смерти, и некоторые из них должны были последовать за ним.

– Как ты оцениваешь ситуацию? – спросил Андрей.

Киприан молча указал вперед. Желоб между двумя холмами становился все уже. Справа от них бурлил узкий поток: Меттау, летом представлявший собой сонный луговой ручей сейчас, благодаря влажному теплому ветру, превратился в быстро несущийся бурный поток. Он снова и снова вспенивался над берегами, образуя в низинах покрытые кашицей из подтаявшего снега болотистые места, которые им приходилось огибать по широкой дуге.

– Когда мы проедем это место, до Штаркштадта будет уже рукой подать.

– Тогда мы, по крайней мере, на некоторое время оказались бы в безопасности.

Киприан кивнул. Андрей щелкнул поводьями.

– Я, пожалуй, проеду немного вперед и осмотрюсь.

Проезжая мимо одного из конных солдат Мельхиора Хлесля, он хлопнул его по плечу. Солдат последовал за Андреем, а тот уже галопом понесся вперед. Киприан придержал коня у ослов, везущих страшный груз, и чутко прислушался к своим ощущениям. Ему еще никогда не доводилось ощущать вибрацию библии дьявола, и сейчас, в непосредственной близости от ее безобидной копии, он опять ничего не почувствовал. Вместо этого Киприан почувствовал давящий страх перед тем, что он не справится и не сумеет довести эту миссию до конца. Честно говоря, он сам не переставал удивлялся. Не в его характере было слишком уж сомневаться в себе, но эти новые ощущения поколебали его уверенность. Даже когда Киприан сидел в темнице в Вене и не мог предпринять ничего, чтобы не дать родителям Агнесс забрать ее с собой в Прагу, он не чувствовал себя таким беспомощным – и таким убежденным в том, что делает что-то не то. Неожиданно его переполнило такое горячее сожаление о том, что он лишь наскоро попрощался с оставшейся в Праге семьей, что ему стало больно. Он боялся, что никогда больше не увидит их.

– Не хотите ли рассказать мне об этом? – неожиданно раздался чей-то голос. Он с удивлением обнаружил, что рядом с ним пробирается по снегу смотритель винного погреба монастыря. Киприан невольно потянул за узду, чтобы конь отошел в сторону и дал возможность бенедиктинцу обойти глубокие сугробы с краю дороги. – Я имею в виду библию дьявола. Вы ведь тот самый Киприан Хлесль, не так ли? А вашего друга зовут Андрей фон Лангенфель. О вас двоих ходит столько легенд!

– И определенно все в них преувеличено, – заметил Киприан, безуспешно пытаясь заставить себя сконцентрироваться на словах монаха. – Мы с Андреем были всего лишь пешками в той партии, которую разыгрывали между собой Бог и дьявол.

– Такими, как Иов? – уточнил смотритель погреба.

Киприан задумался. Как Иов… Бог забрал у этого человека все, однако он, несмотря ни на что, не потерял веры. Замечание смотрителя погреба, казалось, настолько совпало с переживаниями Киприана, что он с силой стиснул зубы. Он так долго жил в мире с реальностью, что с трудом мог принять мысль о том, что сейчас пришла пора платить по счетам. Кто-то забрал себе настоящую библию дьявола, и тот факт, что пока еще никакой катастрофы не случилось, вовсе не означает, что она не может произойти уже завтра. А возможно, ненависть между католиками и протестантами, все время разгорающаяся и превращающаяся в большой пожар, и есть признак этой катастрофы? У дьявола достаточно времени, чтобы работать не спеша. Шесть лет, прошедшие с момента смерти кайзера Рудольфа и открытия, что монахи в Браунау охраняют не имеющую особой ценности копию, для него ничто.

– Нет, – ответил он. – В случае с Иовом всегда было ясно, что Бог по крайней мере на его стороне.

Смотритель погреба смущенно опустил взор. Неожиданно Киприан совершенно ясно понял, что допустил смертельную ошибку. Он не должен был участвовать в этой миссии; он не должен был позволять себе бросить Агнесс с детьми одну в Праге. С большим трудом подавив выросшую в нем панику, он увидел себя у теплой постели, в которой, свернувшись калачиком, спала Агнесс. Неужели с тех пор прошло всего лишь два дня? Ему уже казалось, что между ним и любимой пролегли целые недели. Он вспомнил, как выскользнул из постели, оделся, но перед уходом снова вернулся в спальню. Ему еще никогда не было так тяжело расставаться, как в тот раз. Он тогда развернулся и хотел уже осторожно уйти, держа сапоги в руках но Агнесс проснулась и тихо позвала его. Он замер у двери и встретился с ней взглядом. Короткий разговор, состоявшийся между ними, представлялся ему интимнее и нежнее, чем акт любви, которому они посвятили большую часть ночи.

«Давай, залезай обратно», – сказала тогда Агнесс.

Он любил ее. Он никогда не любил никого, кроме нее. Для него всегда на первом месте была семья. Да, он любил своего дядю Мельхиора Хлесля, он любил Андрея, он любил своих детей – однако самое большое место в его сердце всегда было занято Агнесс. Из-за нее он попал в тюрьму, из-за нее ворвался в охваченный пламенем дом, из-за нее практически в одиночку штурмовал монастырь, бывший настоящим укреплением, в котором в единое целое переплелись завет дьявола и паранойя аббата. Киприан не мог представить себе, что однажды наступит время, когда он Не будет просыпаться рядом с ней и рассматривать ее в ожидании, когда она откроет глаза и подарит ему поцелуй. А затем он просунет руку под одеяло, чтобы удостовериться в том, что и этим утром его любовь к ней получила весьма наглядное физическое подтверждение. Не то чтобы воспоминания о постели определяли его образ мыслей. На самом деле его мыслями овладевали воспоминания о тех моментах, когда они лежали друг возле друга, мокрые от пота и тяжело дышащие, донельзя уставшие, но одновременно парящие где-то высоко. Именно в эти драгоценные минуты у них не было никаких тайн друг от друга и никаких разногласий и казалось, что в мире не осталось ни одного человека – кроме них двоих.

«Давай, залезай обратно…»

Киприан ответил ей так же, как отвечал всегда: «Не беспокойся, я всегда буду возвращаться к тебе».

Куда он вернется, когда приедет в Прагу через пару дней? Может, снова будет гореть дом, только на этот раз рядом не случится никакого Киприана Хлесля, чтобы защитить его обитателей? Возможно, на этот раз развалины похоронят то, что он любит больше всего на свете? Честно говоря, Киприану так и не удалось понять, как Андрей смог продолжать жить после смерти возлюбленной. Он подозревал, что ему этот фокус ни за что бы не удался.