Это сбивало его с толку. Шлюхи в борделях у городской стены могли бы спеть песню (гнусавую, беззубую песню) о том, куда ведет растерянность Генриха фон Валленштейн-Добровича. Но Александра не присоединилась бы к этому хору.

Она подошла к окну и потерла стекло, чтобы посмотреть в него. Генрих знал, что вид Праги с этой стороны Града захватывает дух. Прозрачный вечерний свет, поднимающиеся вертикально вверх, в синее небо, столбы дыма, мозаика на черных стенах и белоснежные крыши домов заставляли город сверкать перед ее глазами. Внезапно она отшатнулась, будто ужаленная, и посмотрела на руку. Генрих тут же подскочил к ней.

– Заноза, – сказала Александра и показала ему пальчик. Рана была просто смехотворная, но он увидел каплю крови и почувствовал, как по его жилам расплавленным свинцом потекло возбуждение. Не задумываясь, он взял ее руку в свою и слизнул кровь с ее пальца. Затем поднял глаза. Взгляды их встретились. Он увидел, как ее лицо вспыхнуло румянцем. Девушка забрала у него свою руку, но помедлила, прежде чем сделать это.

– Прошу прощения, – сказал он.

Александра откашлялась. Генрих не ожидал, что она сделает ему выговор, и все равно обрадовался, когда девушка промолчала в ответ.

– Занозу непременно нужно вытащить, – заметил он.

– Моя горничная очень ловко управляется с иголкой и пинцетом, – ответила она. Голос ее дрожал.

– Несомненно.

Они по-прежнему стояли рядом у окна. Генрих почувствовал, что напряжение слишком возросло: все в нем требовало воспользоваться замешательством и поцеловать Александру. Однако он понимал, что было еще слишком рано. Она неминуемо будет принадлежать ему! И каждая секунда, на которую он откладывал это событие, делала его победу еще дороже, еще весомее и тем больше удостоверяла ее порабощение. Он отступил на шаг и почувствовал ее разочарование, о котором сама она, скорее всего, вряд ли подозревала.

– Вы только представьте себе, – произнес Генрих и обвел помещение широким жестом, – все здесь блестит и сверкает. Золотая фурнитура отполирована, фрески переливаются богатыми свежими красками. На стенах висят гобелены, с потолочных балок свисают флаги с гербами провинций, и самый большой среди них – флаг короля Богемии. Вон там расположен подиум, на котором играют музыканты. Перед окнами расставлены столы с яствами, в толпе бегают карлики, держа серебряные блюда на голове, чтобы гостям, присутствующим на празднике, было удобно брать с них угощение. Пол пахнет толстым слоем сена, травы и цветов, к нему примешивается резкий запах лошадей…

– Лошадей? – потрясенно перебила его Александра.

– В этом зале устраивались турниры, – пояснил Генрих. – За двустворчатой дверью пандус спускается до уровня внутреннего двора. Его установили, чтобы коней можно было завести в зал.

– Дядя однажды брал меня с собой в Град, когда кайзер Рудольф еще был жив, – призналась она. – С тех пор я мечтала о том, чтобы снова прийти сюда хотя бы разочек, но у моих родителей никогда не находилось времени для этого.

«Я знаю, – подумал Генрих, – я знаю. А почему у них никогда не находилось на это времени? Потому что они ничего не знали об этом твоем желании. Потому что ты не высказываешь желаний, потому что глубоко-глубоко в душе ты уверена, что твое окружение способно читать все твои желания у тебя на лбу. Но этого не умеет никто – кроме одного человека, а именно меня».

Ему было трудно превратить самоуверенную ухмылку победителя в ласковую улыбку. «Ты принадлежишь мне», – сказал он про себя и снова поразился току, что эта убежденность вызвала в нем картину не извивающегося, истязаемого тела а открытого, мокрого от пота лица, прижимающегося к его плечу и просящего его снова сотворить чудо. Он беспокойно пошевелился, потому что гульфик опять стал ему маловат.

– Только скажите мне, куда вы хотите сходить, и я проведу вас туда.

– А вам это можно?

Генрих широко улыбнулся.

– Нет, – ответил он.

– Ах!

Он раскрыл объятия.

– Я ваш рыцарь, фройляйн Хлесль, или вы не знали? Где крест, на котором меня нужно распять, если это поможет вам? Где дракон, которого я должен победить, чтобы спасти вас? – Он закрыл глаза, медленно повернулся вокруг своей оси и продолжил произносить речь подобно комедианту. Она звонко рассмеялась. – Где враг, на копье которого я должен напороться, чтобы впечат…

– Что это вы, черт возьми, здесь делаете? – внезапно раздался чей-то голос. Пораженный неожиданным вторжением, Генрих замер посреди очередного пируэта и бросил взгляд на дверь.

Мужчину сопровождали двое спутников, на первый взгляд похожих на писарей; сам он был высоким и крупным. Голова его вырастала из кружевного воротника, начинаясь с коротко остриженных бакенбард и пышной завитой бородки и заканчиваясь высоким лбом со смехотворным чубом. Генрих упер руки в бока.

– А кто, черт возьми, хочет это знать? – спросил он в ответ бросил на Александру косой взгляд. Лоб ее был нахмурен, как будто девушка пыталась рассмотреть кого-то из стоявших в дальнем конце темного зала людей, пришедших сюда. Ему оказалось, что она узнала одного из них.