Сообщение гида из Найроби очень заинтересовало меня. Я не раз читал, что львы способны убить взрослого жирафа, но во время двух предыдущих путешествий в Восточную Африку мне так и не удалось стать свидетелем подобного подвига льва. Не представляя себе, каким образом лев мог сбить с пог животное ростом в пять метров и весом в тонну, я попытался получить разъяснение у нашего гида при помощи шофера-кикуйю, прилично говорившего по-английски.

Большую часть своей жизни Мейсон провел в саванне. Он пас коров отца, как любой другой масай его возраста, пока его не нанял на работу директор заповедника, который искал людей, хорошо знающих местную фауну. Когда Мейсону было четырнадцать лет, он однажды увидел, возвращаясь в родной поселок, что телка, мирно пасшаяся возле кустарника, как-то странно подпрыгнула и упала на спину, головой в кусты. Мальчик с копьем в руке бросился к кустам и обнаружил льва, схватившего телку за голову и тянувшего ее в заросли. Не раздумывая ни секунды, Мейсон метнул тяжелое копье в хищника и пронзил его грудь насквозь. Лев выпустил телку и бросился на масая. Мейсон выхватил мачете и, защищаясь, стал наносить удары по морде зверя. Затем у пего потемнело в глазах и он упал. Братья Мейсона и несколько воинов их племени нашли его в траве без сознания. У его ног лежал мертвый лев.

Для белого человека лев — животное мифическое, таинственное, всегда далекое, даже если в этот миг он прячется в траве, в десяти метрах от машины. Для масая же, который сидит в автомобиле впереди меня и с готовностью отвечает на вопросы, лев — один из атрибутов повседневной жизни, его извечный враг. Лев захватывает земли масаев, ворует их скот, убивает пастухов. Он приносит славу воину, отважившемуся вступить в борьбу с ним. Для Мейсона лев — это симба. Трудно в другом языке найти слово столь же звонкое, благородное и благозвучное, особенно в устах жителей саванны. В нем слышатся ненависть и восхищение, ужас, зависть и отчаяние. Симба для них — это симба, то есть царь.

«Твига» — жираф на языке суахили — очень боится симбу, говорит масай. Оказавшись в местности, поросшей травой и лишенной деревьев, твига внимательно оглядывается вокруг. Вздумай лев приблизиться к твиге на открытом месте, «великий пожиратель листьев» может пробить ему череп ударом копыта. По обычно твига пребывает близ акации, где он чувствует себя в безопасности: ему не приходится наклоняться, чтобы есть, он срывает листья акаций, и горло его далеко от пасти льва. Но твиге нужно пить, а переходя по открытому пространству к воде, он попутно наклоняется, чтобы ощипать низкие кустики, и это его губит. Симба, который все время следит за ним, скрываясь в траве и держась против ветра, как раз подстерегает этот момент. Только твига опускает шею, чтобы ущипнуть листья, как симба, подобно стреле из лука, вылетает из укрытия, впивается зубами в морду жертвы и охватывает ее шею своими когтистыми лапами. Жираф не в состоянии удержаться на ногах, лев валит его на землю, и тогда вся львиная стая, выжидающая в засаде, бросается на твигу и приканчивает его.

Не все львы способны повалить такое крупное животное, как жираф. Нападение на твпгу — предприятие рискованное и может кончиться гибелью хищника. Тем не менее среди взрослых львов есть настоящие специалисты этого дела. Ведь оно стоит риска: мясом жирафа семья львов может кормиться целую неделю.

Обычно добычу львов составляют зебры, гну, бубалы и другие антилопы средней величины. Но иногда львы почему-то нападают и на более сильных животных — буйволов, носорогов, молодых слонов… Мервин Кови рассказывает в своей книге «Африканский лев», что у небольшого пруда перед «Сафари Лодж», в заповеднике Амбосели, жил молодой носорог. Совсем малюткой он пришел туда с матерью и братом, вырос на берегу пруда и привык к шуму лагеря и присутствию туристов. Когда он стал взрослым и пришло время ему начать самостоятельную жизнь, мать и брат ушли в более спокойное место, а молодой носорог остался полновластным хозяином территории. К пруду часто приходило на водопой семейство львов, отдыхавшее поблизости в жаркие полуденные часы. Нередко можно было наблюдать, как львы и носорог мирно спят по соседству. Эти трогательные сцены не раз были запечатлены на фотопленке, и о дружбе добродушного носорога со львами стало известно далеко за пределами заповедника. Трогательная идиллия продолжалась пять лет. За это время носорог обзавелся двумя солидными рогами и достиг тонны веса.

Однажды ночью обходчик Амбосели был разбужен страшным ревом. Вначале он подумал, что это обычная свара гиен, и хотел было спать дальше, но вой продолжался, все более напоминая визг свиньи на бойне, только гораздо громче. Обходчик оделся, сел в машину и направил ее к пруду, откуда доносился шум. В свете фар перед ним предстало драматическое зрелище. Два льва повалили носорога на бок, один мертвой хваткой впился ему в щеку, другой, сидя на туше верхом, вонзил зубы в глотку. Несчастное животное неистово сопротивлялось, тщетно пытаясь подняться. Обходчик поднял шум — изо всех сил нажимал на клаксон, хлопал дверцей автомобиля, громко кричал… Неохотно оставив свою жертву, хищники исчезли в темноте, а носорог встал на ноги. Но стоило обходчику развернуть машину в направлении лагеря, как один из львов вновь бросился на носорога и с удивительной ловкостью повалил его наземь. Прежде чем обходчик сумел что-либо предпринять, другой самец вскочил на грудь врага и сломал ему переднюю ногу. Обходчику не оставалось ничего иного, как добить бедное животное, чтобы избавить его от страшной агонии. На следующее утро кровожадная стая пожирала свою добычу на том самом месте, где львы и носорог много лет демонстрировали перед объективом фотокамеры пример трогательной дружбы.

Таковы сила, коварство и агрессивность льва. Эта кровавая история заставляет задуматься: почему львы выжидали, чтобы напасть на носорога, пока он дорастет до пяти лет, достигнет одной тонны веса и обзаведется острыми рогами? Ведь гораздо легче было сделать это раньше! Возможно, львы расправились с носорогом просто потому, что были голодны. Или же их раздражало присутствие чужака на территории, которую они считали своей. А может, в стаю пришел новый самец, из другой местности, более агрессивный. Как видите, законы сосуществования между травоядными и плотоядными весьма сложны и непрочны.

Мы медленно катили по равнине, а Мейсон рассеянно осматривал окрестности, время от времени поднося к глазам свой старый бинокль. Видимо, многочисленные стада антилоп бубалов, бродящие по саванне, его не интересовали. Внимательный взгляд нашего гида задерживался лишь на небе. Мне показалась странной его манера разыскивать львов в небесах, но он объяснил, что в Мара-Масаи все живые существа по мере своих возможностей стараются обнаружить местонахождение симбы: антилопы и жирафы — чтобы избежать смерти; гиены и шакалы — чтобы поживиться остатками львиных трапез; туристы — чтобы сфотографировать царя зверей. Но все они, вместе взятые, могут увидеть куда меньше, чем один «падальщик». Множество их неподвижно парит в небе, высматривая симбу.

Заметив льва, «падальщик» камнем падает вниз и садится недалеко от места, где лев пожирает свою добычу. Все животные саванны знают эту особенность «падальщиков» и в поисках симбы смотрят вверх.

Как видите, уважаемый читатель, все многочисленное население саванны, от масая до шакала, включая жирафа и антилопу гну, хищную птицу и туристов, вращается вокруг симбы, как вокруг некоего центра. Все зависят от него. Он здесь бог и царь…

Но вот Мейсон заметил, что «падальщик» приземлился в низине, и мы на полной скорости помчались туда же. На месте мы обнаружили совершенно обглоданную заднюю ногу антилопы гну, а в пятидесяти метрах от нее — почтенное семейство львов: четырех взрослых самок и тринадцать львят разного возраста. Не будь с нами опытного и зоркого проводника, сумевшего проследить полет «падальщика», мы бы прошли мимо этого чуда африканской фауны, не заметив его в высокой траве золотистого оттенка. К тому же вдоль протекавшего по низине ручья тянулись густые заросли вереска и кустарпика.