— Какая мерзость, — сказал Элфик. — Элис действительно придется уйти.

Во время ленча в буфете только и разговору было, что о Дэнди Айвеле. Изабел охватило тревожное чувство, что все посматривают на нее, желая увидеть её реакцию, но она сказала себе, что этого не может быть. Она устала, расстроена, не спала ночь, мучается из-за синяка, чего удивляться, что у нее разыгралась фантазия.

Дэндридж Айвел бесстрашно дал интервью репортеру «Плейбоя»: если правда погубит его, как она почти погубила Джимми Картера, очень жаль — сказал Дэнди. Да, что греха таить, он испытывает влечение к женщинам, духовное и физическое тоже. Что именно не скрепленные узами брака, не имеющие детей люди делают друг с другом, не касается никого, кроме их самих. Но брак священен, это таинство, равно как и рождение детей, а как можно произвести на свет потомство без полового акта?

— Вот это да! — восхищенно сказал Элфик. — Он получит голоса всех, кто считает себя современными людьми, и не потеряет католиков.

Назвать синяк Изабел синим было теперь никак нельзя. Кожа вокруг заплывшего глаза из пятнисто-серой с зелеными прожилками стала коричневато-синеватой. В гримерной сделали все, что могли. День был репетиционный, и то, как выглядит Изабел, не имело значения. Через два дня, перед камерами при прямой трансляции в жилища миллионов людей, это, само собой, будет существенно.

— Боюсь, тебе не удастся участвовать в передаче, — сказал Элфик.

— Чепуха, — отозвалась Изабел. — Скажи, что я ударилась об угол шкафа.

— Этим байкам никто не поверит, как бы правдиво они не звучали. К тому же мне не нравится твое настроение. Ты можешь отойти от сценария или переврать слова телесуфлера и навлечешь на всех нас позор. Посмотрю, в каком виде ты будешь в среду.

Недолго продержалось мое решение, подумала Изабел, спасовала перед привычками, усталостью, дискомфортом, насмешками всех прочих и могуществом слов, которые, четко определяя понятие, сводят неопределенное и великое к определенному и малому.

Позднее она позвонила доктору Грегори и через секретаршу отменила визит. Она чувствовала, что ей нечего ему сказать, что настоящее настолько захлестнуло прошлое, что она сейчас не может позволить себе такую роскошь, как ностальгические эмоции. Она позвонила в контору Хомера, назвавшись Элис, ей сказали, что Хомер в Нью-Йорке, но его ждут в конце недели.

— Довольно неожиданно, да? — спросила Изабел. — Я разговаривала с ним только вчера, он ни словом не упомянул о Нью-Йорке.

— Да, довольно неожиданно, — коротко ответила девица и положила трубку. Изабел чувствовала, что ее узнали, и это мучило ее. Синяк стал темней, глаз казался онемевшим, но в этом было странное утешение, словно Хомер не покидал ее, а синяки были у них в порядке вещей.

Репетиция шла плохо. Гадалка жаловалась, что яркий свет растревожил муравьев и ей теперь трудно предсказывать. Человек, экспериментировавший с медом, неожиданно обнаружил, что краска, в которую он окунал рамки для сот, токсична, у гидроинженера оказался очень высокий «трудный» голос. В одной из соседних студий был профсоюзный скандал, и операторская группа нервничала. Две камеры одновременно вышли из строя, заменить их было нечем — во всяком случае, так заявил Элфик, который уже дошел до белого каления, и репетицию отменили до следующего утра.

Элфик был без машины. Элис предложила его подвезти.

— Не беспокойся, — сказал Элфик. — Меня подвезет Изабел. Ты не против, Изабел?

— Конечно, нет, — сказала Изабел.

Но ее охладило отчаяние на лице Элис. Жена Элфика исчезла, оставив после себя пустоту, а Элис он не позволяет заполнить ее собой. Ее жизнь была вдребезги разбита, потеряла смысл, как часто бывает с женщинами, доверяющими свои чувства и свое будущее женатым мужчинам. Но, хотя несчастный вид Элис и охладил Изабел, хотя она и говорила себе, что все женщины — сестры, она с торжеством увезла Элфика прямо из-под покрасневшего носика Элис, чувствуя немалое удовольствие от того, что заставила ее страдать.

Сев в машину, Изабел содрогнулась — ей стало стыдно за себя, но она сделала то, что хотела. Что толку от угрызений совести? Она намеревалась переспать с Элфиком, он — это и слепому было видно — с ней; придется Элис самой позаботиться о себе.

Они ехали молча. Шрамы, пересекавшие лицо Элфика, были белые, кожа вокруг них горела. Изабел вспомнила яблочный пирог, который ее мать обычно пекла по воскресеньям — розовые яблоки, а поверх — светлые полоски теста: пирог всегда был недопечен.

Она рассмеялась, но объяснить, в чем тут шутка, спроси ее Элфик, ей бы вряд ли удалось.

Машина еле ползла. Час «пик». Изабел не чувствовала за собой вины, была по-детски счастлива и, спрашивая себя, почему, вспомнила, что попросила Дженифер забрать Джейсона из школы и присмотреть за ним, пока она не вернется с работы. Она так привыкла к помощи Хомера — вернее, его непреклонному, неослабному участию во всех домашних делах, — что совершенно забыла о существовании соседей и подруг, доброжелателей — на деле, а не на словах — и приходящих нянь: ограждающая маленьких детей сеть, которую их матери плетут с большей или меньшей степенью умения. Она, Изабел, вообще этого не делала.