Эта мутация китайского общества в эпоху Сун влечет за собой радикальную трансформацию: если конфуцианская правящая бюрократия продолжает держаться на должном расстоянии от купечества, деятельность последнего, его дух предпринимательства и вскоре его богатство постепенно приближают его к командным рычагам экономики и, следовательно, к политической власти. Но этот новый класс посредников, порожденный торговлей, всплывает на поверхность постепенно: он еще не контролирует, как в Италии или Северной Европе, такие образования, как «свободные города» или «коммуны», так как Китай проводит политику государственного регулирования экономики. Бесспорно, Китай эпохи Сун переживает период бурного развития — результат технических нововведений и недавних великих научных открытий: компаса, книгопечатания и пороха (мореплавание, картография, артиллерия и так далее).

Ввиду благоприятной политической ситуации, относительно мирной, экономический взлет сопровождался быстрым ростом населения: по данным демографов, в 1125 году Китай эпохи Сун насчитывает около 60 миллионов жителей. На следующий день после того, как Бянжинг (Кайфын) попал в руки захватчиков-рузгенов, а где-то в далеком стойбище родился Чингисхан, в новой китайской столице Ханчжоу число жителей превысило уже 500 000 душ! «Это самый большой город в мире», — пишет на пороге XIII века Одорик де Порденоне. — Говорят, что у него сто миль в окружности и внутри этого огромного круга нет свободного пространства, на котором не жили бы люди… У него двенадцать главных ворот, и за их пределами — большие города, больше Венеции». Сто лет спустя, когда Марко Поло посетит его, число жителей города достигнет фантастической для того времени цифры в один миллион, а уличное движение поразит венецианца:

«Итак, по этому проспекту «Императорский путь» постоянно движутся — в одну сторону и в другую — длинные закрытые кареты с драпировками и диванными подушками, способные вместить шесть человек; их нанимают на день дамы и господа, желающие поехать отдохнуть или развлечься. И в любое время бесконечная вереница карет движется вдоль проспекта, посреди мостовой, чтобы отвезти горожан в сады, где их встречают служители и усаживают в тени деревьев, специально для этого устроенной; там они развлекаются целый день в обществе своих дам и с наступлением вечера возвращаются домой в этих же каретах».

Ханчжоу на берегу реки Янцзы характеризуется новой вырисовывающейся городской цивилизацией. В этой гигантской метрополии существует десять прекрасно оборудованных рынков, уже есть деревянные здания, возвышающиеся над скромными мастерскими ремесленников, народные театры, кабаре и многолюдные дома терпимости, одинаково популярные у купцов и чиновников, лодочников и носильщиков, не считая воров, нищих и всевозможных «людей дна». На подступах к рынкам, у входа на мосты, переброшенные через каналы, у культовых сооружений — кишит китайский город: бродячие торговцы, разносчики, продающие пельмени или сласти для клиентуры из самых скромных слоев, предсказатели судьбы, акробаты, люди, подражающие голосам птиц, и собирающие зевак певицы, настоящие или безголосые, балаганы, зазывающие праздношатающихся. В этом огромном многоголосом концерте, каким является жизнь китайского города, все продается, все покупается. Из порта отходят сампаны [18] , развозящие продукты вдоль побережья, в то время как джонки дальнего плавания с грузом пряностей, шелка или чая, способные принять на борт до 600 пассажиров, отправляются в далекие порты — японские, филиппинские, малайские, индийские, средневосточные, даже мадагаскарские или африканские.

Императорскому Китаю, отмеченному значительным ростом экономики и торговли, порождающему развитие городской «буржуазии», свойственна также насыщенная духовная жизнь. Дискуссии между эрудитами, споры, оживляющие сборища образованных чиновников, посвящены политике, истории, археологии, литературе и живописи.

Но у этой блестящей картины Китая эпохи Сун есть своя оборотная сторона: высший чиновничьий аппарат — «мандаринат» — разъедают взяточничество и непотизм [19] : продажность — правило на всех ступенях государственной администрации, слишком часто не получающей вовремя денег из-за затруднений в казначействе и становящейся, таким образом, легкой добычей для аферистов и крупных негоциантов, тень которых вырисовывается за имперскими чиновниками. Слишком многочисленная и плохо оплачиваемая администрация склонна ко взяточничеству и там, где речь идет об использовании государственных средств, тем более, что Двор тоже погряз в излишней роскоши и расходах, ставших привычными. Эта ситуация, слишком часто встречающаяся, порождает серьезные злоупотребления во время набегов кочевников на северные пограничные форпосты. Как и империя Цзинь, Китай эпохи Сун, сильный благодаря своему многочисленному населению, армиям, стоящим у всех границ, и, главное, своему комплексу превосходства, не чувствует приближения бури, которая вскоре разразится над ним.

Если верить персидскому историку Рашидаддину, Чингисхан напал около 1205 года на империю Минья (или Тангутскую), которую китайцы называли Си-Ся. Однако хронология этих первых конфликтов требует уточнения, возможно, что на самом деле война началась только после большого курултая 1206 года.

Новой войне, которая вот-вот должна была разразиться, предстояло охватить территории всего северо-западного Китая. Опустошенная в XIII веке нашествиями монголов империя Минья до сих пор еще мало изучена. Китайские летописцы утверждают, что тангуты — тибето-бирманского происхождения, близкие к кьянгам (Qiang), приняли китайское административное устройство Танов. Этой династии, царствовавшей с 618 по 907 год в едином и могучем Китае, удалось также утвердиться за его пределами: за исключением Тибета, Таны контролировали протектораты в Центральной Азии — Аньси, Менхи, Куньлин (Anxi, Mengchi, Kunling) и сохраняли в ленной зависимости государства Согдиану и Тохаристан на севере Афганистана до тех пор, пока арабы не нанесли Китаю окончательного поражения в битве при Таласе (751 год). Подчиненное своим могущественным китайским соседом тангутское государство Минья было доминионом, находившимся под китайским влиянием до того, как обрело независимость в XI веке. Как об этом свидетельствуют удивительные культовые скульпторы в гротах пещеры Дуньхуан, созданные между V и X веками, в этом регионе долго процветал буддизм.

Верные союзники Китая, государи Си-Ся получили от последнего право на императорский титул и династические китайские имена (Ли, Чжао). Основатель государства Минья, император Ли Юаньхао (умерший около 1048 года), поручил своим соратникам Ю Ки и Елю Ренронгу изобрести письменность тангутов по образцу китайской и киданьской. В результате возникла графическая система из 6 000 букв — одни с фонетическим значением, другие — с семантическим, в значительной степени вдохновленная китайской графикой, что позволило делать оттиски буддийских канонов. Обосновавшись в своих двух столицах Лян-чжоу и Нинся, императоры Си-Ся поддерживали вначале неустойчивые отношения с китайской державой, но в конце концов подписали договор о добрососедских отношениях, что дало стране удивительный экономический взлет. Находясь на караванном пути Верхней Азии, Минья процветала благодаря торговле предметами, имеющими очень большой спрос (серебро, шелк и особенно чай, соль и доспехи). К своему коммерческому призванию Минья прибавляла доходы от сельского хозяйства, развитого на плодородных наносных почвах и в оазисах, тогда как в засушливых районах основой экономики были кочевое и полукочевое пастушество.

И это оседлое государство, испытывающее влияние Китая, но тем не менее самобытное, Чингисхан собирался завоевать — по непонятным причинам. Известно, что найманские и кераитские принцы нашли политическое убежище в империи Минья, и возможно, что отсюда они вели антимонгол ьскую пропаганду, даже замышляли заговоры против монгольских союзов. Можно также предположить, что хан в начале своих экспансионистских планов решил нанести удар по слабому и окраинному звену Китая.

В 1205 и 1206 годах хан послал против государства Минья конницу под командованием киданьского генерала Елю Ака, который столкнулся с очень разбросанными военными силами тангутов. Эскадроны начали с уничтожения фортов Дижили, потом укрепленного города Гинглос (идентифицировать его не удалось) и ограбили близлежащий район: опустошили хлебные амбары ферм, увели в рабство мужчин и женщин, захватили стада, вырвали из караван-сараев тысячи верблюдов — одногорбых (дромадеры) и двугорбых, которых отправили в Монголию. До той поры большая редкость в этих краях, двугорбые верблюды со светлой шерстью, описанные позднее Марко Поло, были быстро оценены и использованы в качестве вьючных животных в засушливых районах.