Шрифт:
Тут музыка смолкла, сменилась болтовней и смехом посетителей, звоном бокалов и вилок. Набоб спрыгнул со сцены и, ударившись пятками об пол, сделал кувырок. Распрямился рядом с их столиком:
— Привет, Декстер.
— Ну что, курилка, все пашешь? Хиты лабаешь? — Декс, засмеявшись, пожал руку лидеру джаз-оркестра.
— Бобби, разве ты меня не поцелуешь? — протянула Аделина.
— Откладываю поцелуй на будущее, чтобы был слаще, — сказал он и, опустившись на колени, приник своими губами к ее губам. Поцелуй затянулся. Декс перекинул ногу через столик и лягнул музыканта в зад. Все засмеялись. Набоб обошел столик и уселся.
Скрестив на груди изящные длинные руки, тромбонист подался вперед, задумчиво покачал своей остроконечной головой:
— Вы сегодня ради звезд приехали?
— Спрашиваешь! — откликнулась Аделина.
— Расскажи-ка мне новости, — попросил Декс.
— Да так, знаешь ли, все по-прежнему. Киллхеффер ждет не дождется, когда ты вернешься.
Официантка принесла две порции «Сладкого джина». Коктейль состоял из жидкого розового мороженого и фирменного джина «Ледяного сада» — зубодробительного самопального напитка. Если взглянуть на просвет, видны крохотные воздушные пузыри, облепившие сочные красные вишни на дне бокала. Декс сунул девушке пятерку. Она улыбнулась и упорхнула.
— Киллхеффера к чертям собачьим, — Декс чокнулся с Аделиной.
— Приходит почти каждый вечер. Сидит в уголочке, щелкает костяшками счетов, записывает цифры в книгу, — сказал Набоб.
— У Киллхеффера шарики за ролики заехали, — вставила Аделина.
— Странный субъект, — подтвердил Набоб. — Однажды, когда в ресторане было затишье, — а когда вас нет, мои драгоценные, тут почти всегда затишье, — он угостил меня рюмкой и растолковал, что все на свете состоит из чисел. Сказал: когда падают звезды, это значит, что все делится само на себя. А потом выдул кольцо дыма — он, как всегда, курил сигару. И говорит: «Вот так оно делится», — и показывает на дырку в колечке.
— Ты понял, что он хотел сказать? — спросила Аделина.
Набоб со смехом помотал головой:
— Джим-Джим — и тот умнее говорит.
— Если сегодня я увижу здесь его глупую ухмылку, все — начищу рожу, как пить дать, — сказал Декс.
Аделина улыбнулась, затянувшись сигаретой:
— Так забавляются мальчики. Я-то думала, ты пришел потанцевать и выпить.
— И не ошиблась, детка, не ошиблась, — сказал Декс. Допил коктейль, ухватил зубами черенок вишни. Отнял от губ бокал, демонстрируя, что вишня свешивается изо рта. Аделина перегнулась через стол, обняла Декса одной рукой за плечи, впилась губами в вишню. Медленно размяла языком, пока соприкосновение губ не превратилось в долгий поцелуй.
— Вы просто артистка, мисс Аделина, — сказал Набоб.
Декс заказал всем еще по порции «Сладкого джина». Они немного поговорили о старых добрых временах; туманные воспоминания о солнце в зените и голубых небесах.
— Перерыв окончен, — сказал Набоб, торопливо допивая коктейль. — Ведите себя хорошо.
— Сыграй «Имя и телефон»! — крикнула Аделина ему вслед. Набоб разбежался, подпрыгнул, сделал кульбит и приземлился на колени перед микрофонной стойкой. Неторопливо поднялся, как поднимается по оконной решетке лиана.
Декс с Аделиной зааплодировали. Остальные посетители, увидев, что артист вернулся, устроили овацию. Набоб — худой, грациозный — немножко потанцевал сам с собой и схватил микрофон. «Недотепы» заняли свои места, вскинули инструменты.
— Мондриан, голубчик. Прикрути вентиль — свет слишком яркий, — попросил Набоб, и его голос раскатился эхом в саду и донесся до пустыни.
Через секунду огоньки свечей в центре каждого столика потускнели примерно вдвое.
— О-о-о… — выдохнул Набоб. Толпа зааплодировала.
— Еще чуточку! — крикнул Набоб метрдотелю.
Мондриан повиновался. Над тусклой янтарной мглой «Сада» разнеслись свист и шиканье. Баритон-саксофон взял первую ноту — низкую, очень низкую, она катилась по полу, точно перекати-поле, занесенное ветром из пустыни. Вступили струнные, потом флейта-пикколо вывела замысловатую трель, хромированный тромбон Набоба издал три ноты — словно спустился по трем ступеням. Набоб отвел от губ мундштук, защелкал пальцами в ритме музыки и запел:
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон, Листаю книгу, ищу твое имя и телефон, И сердце мое пылает со всех сторон. Боль и надежда — мучительные тиски, Боль и надежда — мучительные тиски. Когда твои ноги надавят мне на виски…Когда Набоб приступил ко второму куплету, Декс встал и протянул руку Аделине. Повел ее сквозь сумрак к людскому морю на танцполе. Декс и Аделина вцепились друг в дружку, словно утопающие, их ноги сплелись, губы слились. Так они медленно кружились впотьмах, дрейфуя под музыку по непреодолимому течению, возникавшему в толчее.
Но вот песня закончилась.
— Пойду напудрю нос, — сказала Аделина.
Свет снова разгорелся. Они отправились к огромному зданию, где размещались игорные залы и салоны разнообразных услад «Ледяного сада». Трехэтажное, в стиле венецианского палаццо, здание-монстр, построенное из мрака. В глазах монстра отражался лунный свет. У входа, под портиком, Декс дал Аделине двадцать долларов и сказал: