Вопрос: В последние годы на Западе все острее критика, что Россия свернула с пути демократии и возвращается к тоталитаризму, пусть в смягченной форме. Вы находитесь как бы между двух огней. С одной стороны, вы один из немногих в России кавалеров ордена Почетного легиона, с другой стороны, вы член Общественной палаты совета при Президенте РФ. Скажите, изменила ли Россия демократии? А может быть, демократия противопоказана России?

Ответ: Я очень люблю Францию, и мне досадно, что именно во Франции сильны такие настроения. Я не раз говорил западным коллегам: нельзя измерять приверженность демократическим ценностям степенью соответствия западным идеалам. Чуть в сторону, чуть идем по-своему, немного сильнее выстраивается вертикаль власти – и уже выносится вердикт, что Россия не соответствует демократическим стандартам.

Нельзя забывать, что в России всегда была сильна идея государственности. Эта идея на всех этапах становления государства Российского часто превалировала над другими. Об этом писал Карамзин, но это справедливо и по сей день. Поэтому нельзя однозначно судить: если в России укрепляется государственная вертикаль, это плохо и это измена демократии. Укрепление государственности – общая черта всех политических режимов в России. И тяга к государственности была сближающей чертой российской политической элиты на протяжении многих веков. У нас эта тяга оживилась в последние годы. Исторически это неизбежно. Почему для России так важна идея государственности? Причин много. В сфере конфессиональной корни православия отличаются от корней католичества и протестантизма. И религиозной реформации в России не было. И монголы столетиями влияли на Россию, а в Европе были лишь внутренние войны, без угрозы культурного порабощения.

Нынешнее укрепление государственности, может быть, является реакцией на то, что происходило в начале 1990-х годов, когда в экономике и в политике были явные признаки нестабильности и ослабления власти. Поэтому стремление усилить государственную власть получило столь подавляющую поддержку населения. Но на современном этапе развития, наряду с идеей государственности, идет, хотя и не без сложностей, процесс формирования гражданского общества. Кстати, отдельные элементы гражданского общества были и в дореволюционной России – земства, предпринимательские союзы.

Вопрос: Вы сказали, что национальные отличия в Европе никакой глобализм стереть не в состоянии. Значит, и к России в разных европейских странах относятся по-разному. Где Россию любят больше, где – меньше?

Ответ: В опросах, когда выявлялось позитивное отношение к России, лидируют Испания и Германия. С испанцами у нас ни в какие времена не было конфликтов. К тому же сильна память о детях, которые воспитывались в СССР после гражданской войны в Испании. С Германией сложнее, но, может быть, связывают общая кровь и общие беды. К тому же геополитически от отношений между Россией и Германией всегда во многом зависели судьбы Европы.

По отношению к России спектр общественных настроений в Европе и в США разнообразен. Есть позиция и настроения политических элит, есть мнение интеллектуалов, особое место принадлежит средствам массовой информации, и, наконец, существует обыденное массовое сознание. И у всех этих групп различные мнения и разная мотивация. Немалое значение имеет воздействие многолетних исторических традиций и давление прошлого. Сказывается и менталитет населения.

Италия, может быть, больше, чем другие страны Европы, служила связующим звеном для многих великих деятелей русской культуры. Есть сходство в характере и в темпераменте русского и итальянского народов. Во Франции политическая и интеллектуальная элита всегда считала себя законодателем мод в области прав человека и предпочитала давать оценки всем странам. Что касается Англии, то «холодок» в отношениях между нами часто необъясним, ведь между нами мало конфликтных ситуаций. Многие тысячи российских граждан, выезжающих сейчас в Европу, ощущают явные симпатии простых европейцев и одновременно сталкиваются с жесткими оценками средств массовой информации. Несмотря на интеграцию, нельзя сбрасывать со счетов традиции европейского баланса, которому следовали австрийский канцлер Меттерних и французский политик Талейран в XIX в. Они писали: когда сближаются Москва и Париж, начинает лихорадить Берлин и Лондон.

В обновленной Европе идеи и практика европейского баланса не исчезли и часто проявляются снова. На авансцене немалую роль начинают играть страны Центральной и Восточной Европы, государства постсоветского пространства. Все это придает европейским реалиям причудливый характер. В системе европейского взаимодействия немалое значение имеет российская политическая элита и наше массовое сознание, в котором позитивное отношение к Европе явно перевешивает негатив. Особый вопрос – это российско-американские отношения. Здесь есть свои традиции и слишком близкая память о биполярном мире.

Вопрос: Александр Оганович, ваш отец долго руководил Государственной библиотекой имени Ленина. Вся ваша жизнь прошла среди книг, и у библиофилов пользуется известностью ваша коллекция миниатюрных изданий. Наша страна десятилетия держала звание «самой читающей в мире», хотя и придумала, и присвоила себе этот титул сама. Но сейчас средний россиянин почти не читает. Есть ли в том угроза, или поток информации может поступать в сознание иным, более простым путем?

Ответ: Я уверен, что одна из серьезных наших проблем состоит в том, что молодежь очень мало читает. Тому есть объяснения, и я не ретроград: появился Интернет, все лучшие произведения экранизированы. На экзаменах в университете я вижу, что даже классические произведения прочитали один-два студента из десяти, хотя фабулу все знают. Но если молодой человек прочитает Тургенева, у него изменится душа, он станет нравственнее, лучше. Я убежден, чтение – это не только информационный канал. Чтение – лучшее средство приобщения к мировой культуре и лучший способ формирования интеллекта. Будем говорить честно: громадное большинство наших современников не понимают картин эпохи Возрождения, и шедевры Тициана и Рафаэля им ничего не говорят. Впрочем, и в Англии жалуются, что Шекспира молодежь в руки не берет. И во Франции создан общенациональный комитет по спасению французского языка. У нас много общих проблем с европейскими странами, что бы ни говорили о наших расхождениях.

Вопрос: Правда ли, что вы участвовали в написании той речи Горбачева, после которой он на Западе стал пророком нового видения?

Ответ: Могу ли я один из ваших вопросов оставить без ответа?

С. Л.: Да, я забыл – у нас важнее всего идея государственности.

2008