Шрифт:
Возможно, серенький человечек внутри меня предпочел бы убегать и дальше, но, похоже, мне удалось переубедить его, сказав, что я нуждаюсь в отдыхе. Мне требовалось накопить силы для решающего броска. У меня осталось припасов на один день — кварта воды и чуточку еды. На дереве я намеревался провести по крайней мере сутки, чтобы отдохнуть и выспаться, после чего уже перейти к активным действиям. Кроме того, я почти не сомневался, что к этому времени чиклерос решат, что я погиб, и снимут осаду.
Итак, я устроился поудобнее и занялся собой — немного перекусил, выпил воды и заснул, думая лишь о том, как бы мне во сне не захрапеть.
Я погрузился в дремоту, и все события, связанные с Фаллоном и Уаксуаноком, отступили в бесконечную даль, в то время как ферма Хейтри вообще перенеслась на другую планету. Меня обволакивала липкая зеленая жара тропического леса, а угроза со стороны разъяренных чиклерос будто бы вовсе перестала существовать. Если бы меня осмотрел тогда психиатр, он наверняка бы поставил диагноз «шизофренический уход от реальной действительности». Очевидно, я и в самом деле был в полном изнеможении, то есть дошел до точки.
Проспав до восхода, я пробудился сильно посвежевшим, а пожевав вяленого мяса с остатками хлеба, и вовсе почувствовал себя бодрым. Допив остатки воды, я решил, что для Джемми Уила наступил решающий день: мосты сожжены, двигаться отныне я мог только вперед.
Я решил бросить фляги, рюкзак и патронташ, и идти налегке, рассовав по карманам патроны, нож и взяв в руки винтовку и мачете. Патронташ и фляги, скорее всего, так и висят до сих пор там на дереве, ибо я не представляю даже себе, чтобы их кто-либо мог найти.
Спустившись на землю с дерева, я решительно начал прорубать себе путь к тропе, мало заботясь о том, что меня заметят. Найдя тропу, я без колебаний вышел на нее и пошёл так, словно в целом свете у меня нет никаких забот. В одной, руке у меня была винтовка наперевес, в другой я сжимал мачете, и даже на поворотах я не замедлял шага.
Достигнув поляны, которую расчистили для ночевки чиклерос, я насторожился, почуяв запах дыма. Однако я решительно вышел на поляну, никого не обнаружил там и машинально наклонился, чтобы пощупать золу. Она была еще теплой, я поворошил уголечки, и они затлели. Значит, подумал я, чиклерос ушли совсем недавно.
Но куда? Вверх по тропе или же вниз по тропе? Не долго думая, я выбросил из головы эту проблему и продолжил прежний свой путь в столь же бодром темпе. По моим расчетам, до Уаксуанока оставалось еще мили три, и я решил больше не сворачивать с тропы, пока не доберусь до него.
Порой дураки бросаются туда, куда боятся сунуться даже ангелы. Но существует еще и так называемое дурацкое везение. Я слишком устал убегать от гнавшихся за мной ублюдков, скрываться и увертываться из последних сил. И вот теперь, когда мне было на них начхать, они первыми попались мне на глаза. Вернее, сперва я услышал, как они разговаривают по-испански, приближаясь ко мне, и просто отошел назад в заросли на несколько шагов, давая им пройти мимо.
Чиклерос было четверо, у всех было оружие и весьма угрюмый вид: небритые смуглые лица и грязно-белые костюмы сборщиков сока для жевательной резинки. Кто-то упомянул сеньора Гатта, что вызвало взрыв смеха, и вся компания исчезла за поворотом, — я тотчас же вышел из своего укрытия. Мне уже было решительно на все наплевать. Уверенный, что теперь-то никто уже не попадется мне навстречу, я ускорил шал, желая оторваться от любого чиклерос, который мог идти следом. На такой жаре я быстро взмок, но все равно все шагал и шагал вперед, в том же самом убийственном темпе в течение двух часов кряду.
Внезапно тропа резко повернула влево, протянулась еще сто ярдов и оборвалась. Озадаченный, я тоже замер на месте, гадая, куда мне идти дальше, и тут увидел человека на вершине холма справа от меня, он наблюдал что-то в полевой бинокль. Едва я вскинул к плечу винтовку, как он слегка повернул голову и спросил по-испански:
— Это ты, Педро?
— Да! — облизнув губы, наугад ответил я.
Он снова приник к окулярам, наблюдая за происходящим где-то внизу, под холмом.
— У тебя есть сигареты и спички? — не оборачиваясь, произнес сложную для моего понимания фразу он, и я опять ответил.
— Да! — после чего забрался на холм и встал за его спиной.
— Спасибо, — сказал он. — А который час? — Он положил бинокль на землю и обернулся. В тот же момент я обрушил на его голову приклад винтовки. Приклад пришелся в правое надбровье, и лицо незнакомца исказилось болью,
Я вновь ударил его по голове, как когда-то хотел сделать на моих глазах убитый мною чиклерос с Гарри. Наблюдатель хрипло застонал и покатился вниз с холма, где и замер неподвижно.
Проводив его равнодушным взглядом, я спустился и пнул тело носком ботинка. Чиклерос не пошевелился, и я взглянул туда, куда с таким пристальным интересом только что смотрел в бинокль он. В четверти мили от меня лежал Уаксуанок и наш третий лагерь. Я глядел на него, как, наверное, когда-то глядели израильтяне на Землю Обетованную. Слезы выступили у меня на глазах. Сделав шаг-другой вперед, я издал хриплый вопль восторга и, спотыкаясь и едва не падая, побежал к человеческим фигуркам, снующим возле домиков.