Шрифт:
2
Только они оказались там не в результате кораблекрушения, а совсем иным образом.
Дело происходило в 60-е годы XIX века в Северной Америке. Тогда там шла война между «северянами» – противниками рабовладельчества – и «южанами», которые не мыслили себе своих плантаций без рабского бесплатного труда негров.
И вот несколько «северян» разных профессий и разного возраста оказались в плену у «южан». (Туда же по доброй воле пробрался и негр Наб, давно отпущенный своим господином – инженером Сайресом Смитом – на свободу, но бесконечно ему преданный.) И сумели улететь из этого плена на воздушном шаре, сделанном «южанами», естественно, вовсе не для них.
В последнюю минуту – представьте себе! – «в гондолу прыгнула собака. Это был Топ, любимый пес инженера, – оборвав свою цепь, он прибежал вслед за хозяином. Боясь, что собака окажется лишним грузом, Сайрес Смит хотел ее прогнать.
– Не беда, возьмем и собаку! – сказал Пенкроф и выбросил из гондолы два мешка с песком. Потом он отвязал канат, и шар, взлетев по косой, с яростной силой взвился в поднебесье, сбив при взлете две дымовые трубы».
Впоследствии Топу, как вы, конечно, понимаете, предстояло сыграть немалую роль – ведь умный пес в трудных ситуациях гораздо сообразительней некоторых тяжелодумов!
Когда все пятеро окажутся на необитаемом острове посреди океана, к их компании примкнет и еще одно симпатичное существо.
«...В эту пору Юпа – он оказался очень сообразительным – возвели в должность камердинера. Его нарядили в куртку, штаны, сшитые из белого полотна, и передник с карманами, которые ему очень нравились. Он ходил, заложив руки в карманы, и никому не позволял проверять их содержимое».
Кто это такой, по-вашему?
«...Наб хорошо вымуштровал смышленого орангутанга – когда Наб разговаривал с Юпом, казалось, что они превосходно понимают друг друга.
....Как-то во время обеда он принялся прислуживать за столом с салфеткой в руке. Он был так ловок, так внимателен, так безукоризненно выполнял свои обязанности – менял тарелки, приносил блюда, наливал напитки, – делал все это с таким важным видом, что поселенцы от души забавлялись...
– Юп, еще супу!..
– Юп, тарелку!
– Юп, славный Юп, молодец Юп!
Только эти возгласы и раздавались за столом, а Юп, ничуть не растерявшись, все выполнял, за всем следил и с понимающим видом кивнул головой, когда Пенкроф пошутил:
– Право, Юп, жалованье вам придется удвоить!»
А когда на поселенцев напала огромная стая очень опасных диких американских собак, Юп нещадно бил их дубиной – «его невозможно было оттащить назад. Он, очевидно, обладал способностью видеть в темноте; он был в самой гуще боя, то и дело пронзительно свистел, а это означало у него высшую степень возбуждения».
В результате он, защищая своих двуногих друзей от четвероногих хищников, пострадал больше всех, и его долго выхаживали.
3
Умелые, знающие (каждый из них знал какое-нибудь дело или отрасль науки в совершенстве) и дружные люди сумели организовать на острове вполне удобную жизнь – и даже нашли растение с гроздьями благоухающих цветов, которое знатоком растений пятнадцатилетним Гербертом было определено как табак. С большими предосторожностями сохраняя секрет, они приготовили сюрприз единственному среди них курильщику – моряку Пенкрофу, ужасно страдавшему от отсутствия курева (вот что такое зависимость!). И однажды, когда, пообедав, он собрался было встать из-за стола, кто-то положил ему руку на плечо.« – Постойте, дорогой Пенкроф, что же вы убегаете? А десерт?
– Благодарю, мистер Спилет, – ответил моряк, – мне некогда.
– Ну хоть чашечку кофе, дружище?
– Ну, трубочку?
Пенкроф вдруг вскочил, и его широкое добродушное лицо побледнело: он увидал, что журналист протягивает ему набитую трубку, а Герберт – уголек.
Моряк хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова; он схватил трубку, поднес ее к губам, прикурил об уголек и сделал несколько затяжек.
Сизый душистый дымок заклубился облаком, и из этого облака раздался радостный голос:
– Табак, воистину табак!.. О Божественное Провидение! Творец всего сущего!.. Теперь на нашем острове есть все, что душе угодно!»
Между тем их жизнь была полна опасностей – и в то же время накапливались случаи, когда какая-то неведомая сила помогала им от них спастись. Люди в толк не могли взять, что – или кто – так благодетельно участвует в их жизни. Наконец стало ясно, что это не что, а – кто. Но – кто?!
4
Самый младший из поселенцев, общий любимец Герберт умирал от злокачественной лихорадки (так называли раньше малярию), подхваченной на болотах.
Он тяжело перенес первый приступ, но за ним должен был последовать второй, а там и третий – смертельный.
– Нужны противолихорадочные средства, – повторял Гедеон Спилет Сайресу Смиту, а тот отвечал:
« – Где же их взять? У нас нет ни хинной корки, ни сернокислого хинина!»
И вот, когда никто уже не верил, что мальчик доживет до завтрашнего утра, был момент, когда он на несколько секунд остался в комнате один.
И в тот же самый момент «Топ как-то странно залаял...
Все кинулись в спальню и успели подхватить умирающего – в бреду он хотел соскочить с постели на пол...
Было пять часов утра... Наступал ясный, погожий день, последний день жизни несчастного мальчика.
Солнечный луч осветил столик, стоявший у кровати умирающего. И вдруг Пенкроф, вскрикнув, указал на продолговатую коробочку, откуда-то взявшуюся на столике...
На крышке коробочки стояли два слова: «Сернокислый хинин».Поняли, почему книга названа – «Таинственный остров»?
И единственная возможность узнать все его тайны – спешно начать читать этот, а за ним и другие увлекательнейшие романы Жюля Верна.
Если начать – оторваться от них уже невозможно.
Про куклу наследника Тутти и девочку по имени Суок
1
К третьему классу все книги, которые были у нас дома, я уже перечитала. А читать мне хотелось так, как хочется иногда пить, – когда просто ни о чем не можешь думать, пока не выпьешь холодненькой водички.
И родители сказали:
– Иди и запишись в районную детскую библиотеку!
Мы жили в Сокольниках – одном из самых зеленых районов Москвы. Библиотека была на улице Короленко, очень близко и от дома, и от школы.
И вот я стою в очереди – чтобы записаться в библиотеку и тут же взять в абонементе какую-нибудь книжку. Но какую? Ведь у меня нет никакого списка интересных книг – вроде того, который я составляю для вас, рассказывая о тех книжках, которые непременно нужно прочитать.
Передо мной стоит девочка и держит книжку, которую будет сдавать. Вывернув голову, читаю название. Оно очень странное – «Три толстяка». Странное – но чем-то притягательное. Фамилия автора (я всегда смотрела фамилию автора – приучил старший брат) еще страннее: «Олеша». Алеша, что ли? Тогда почему через «о»?..
Я вежливо спрашиваю у девочки:
– Не дашь посмотреть книжку?
Она протягивает ее мне.
Открываю книжку наугад.
«И тут из темноты чей-то хриплый голос сказал:
– Суок!
...Большое черное существо стояло в клетке, подобно медведю, держась за прутья и прижав к ним голову...
Суок готова была заплакать.
– Наконец-то ты пришла, Суок, – сказало странное существо. – Я знал, что я тебя увижу... Подойди, Суок.
Суок подошла. Страшное лицо смотрело на нее. Конечно, это было не человеческое лицо. Больше всего оно походило на волчью морду. И самое страшное было то, что уши этого волка имели форму человеческих ушей, хотя и покрыты были короткой жесткой шерстью.
– ...Ты боишься меня, Суок... Я потерял человеческий облик. Не бойся! Подойди... Ты выросла, похудела. У тебя печальное личико...
Он говорил с трудом...»
2
Понятно, что я прямо впилась в книжку.
Стала листать ее – и наткнулась на сцену совсем другого рода – как продавец детских шаров был унесен своими шарами в воздух.
« – Ура! Ура! – кричали дети, наблюдая фантастический полет.
Они хлопали в ладоши: во-первых, зрелище было интересно само по себе, а во-вторых, некоторая приятность для детей заключалась в неприятности положения летающего продавца шаров. Дети всегда завидовали этому продавцу. Зависть – дурное чувство. Но что же делать! Воздушные шары – красные, синие, желтые – казались великолепными. Каждому хотелось иметь такой шар. Продавец имел их целую кучу. Но чудес не бывает! Ни одному мальчику, самому послушному, и ни одной девочке, самой внимательной, продавец ни разу в жизни не подарил ни одного шара: ни красного, ни синего, ни желтого.
Теперь судьба наказала его за черствость. Он летел над городом, повиснув на веревочке, к которой были привязаны шары. Высоко в сверкающем небе они походили на волшебную летающую гроздь разноцветного винограда.
– Караул! – кричал продавец, ни на что не надеясь и дрыгая ногами».
И вот продавец влетел во дворец – точнее, прямо в окно дворцовой кухни, в ее кондитерское отделение. «Сладкое головокружительное благоухание ударило ему в нос; жар и духота сперли ему горло...
Продавец со всего размаху сел во что-то мягкое и теплое. Шаров он не выпускал...
Он зажмурил глаза и решил их не раскрывать – ни за что в жизни».
И не удивительно! Мы бы с вами тоже, наверно, так решили.
«Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства. Троном был торт...
– Торт погиб, – сказал младший кондитер сурово и печально.
Потом наступила тишина. Только лопались пузыри на шипящем шоколаде.
– Что будет? – шептал продавец шаров, задыхаясь от страха и до боли сжимая веки. Сердце его прыгало, как копейка в копилке.
– Чепуха! – сказал старший кондитер так же сурово. – В зале съели второе блюдо. Через двадцать минут надо подавать торт. Разноцветные шары и глупая рожа летающего негодяя послужат прекрасным украшением для парадного торта.
И, сказав это, кондитер заорал:
– Давай крем!!
И действительно дали крем.
Что это было!
Три кондитера и двадцать поварят набросились на продавца...
В одну минуту его облепили со всех сторон. Он сидел с закрытыми глазами, он ничего не видел, но зрелище было чудовищное. Его залепили сплошь. Голова, круглая рожа, похожая на чайник, расписанный маргаритками, торчала наружу. Остальное было покрыто белым кремом, имевшим прелестный розоватый оттенок...
– Так, – сказал главный кондитер тоном художника, любующегося собственной картиной.
И потом голос, так же как и в первый раз, сделался свирепым и заорал:
– Цукаты!!
Появились цукаты, всех сортов, всех видов, всех форм: горьковатые, ванильные, кисленькие, треугольные, звездочки, круглые, полумесяцы, розочки.
Поварята работали вовсю. Не успел главный кондитер хлопнуть три раза в ладоши, как вся куча крема, весь торт оказался утыкан цукатами.
– Готово, – сказал главный кондитер. – Теперь, пожалуй, нужно сунуть его в печь, чтобы слегка подрумянить.
"В печь? – ужаснулся продавец. – Что? В какую печь? Меня впечь?!"
Тут в кондитерскую вбежал один из слуг».3
Что случилось с продавцом шаров дальше – я, конечно, рассказывать не буду, а то вам неинтересно будет читать.
Но расскажу, что случилось со мной – в процессе судорожного листания и чтения отдельных страниц.
Я совершенно влюбилась в эту книжку. Отдала девочке, которая должна была ее сдавать, и начала волноваться – да так, что у меня, кажется, даже пот на лбу выступил. «А вдруг, – думаю, – мне она не достанется?..» А как это может быть – ведь девочка стоит непосредственно передо мной?.. Она сдает, а я прошу записать меня – и дать книжку мне! Никак не получается, чтоб мне она не досталась. И все равно – боюсь, что-то такое произойдет, что помешает мне взять эту замечательную книжку и сегодня же начать ее читать – уже не с середины, а самых первых страниц...
Так я промучилась не меньше получаса – пока дошла до меня очередь. И я сказала строгой библиотекарше дрожащим голосом, что прошу записать меня – и дать мне вот эту самую книгу, которую только что сдала девочка.
И мне ее дали. И я побежала домой читать.
4
С первых страниц я полюбила доктора Гаспара Арнери.
Он был ученый. (А я, между нами говоря, тоже мечтала стать ученым – женский род для этого слова как-то не очень годился. Мне было тогда десять лет, и я уже выбрала свою судьбу...)