Меня отправили в колонию под Минусинском. Другие осужденные знали, что я был главой района, злоупотреблениями по должности не занимался, и в зоне ко мне относились с уважением. При случае шли за советом… а это, видимо, кое-кого из моего бывшего окружения не устраивало. Получалось, даже в зоне я продолжал им мешать – только потому, что колония находилась на территории Красноярского края. Прошло полгода моего срока. Однажды в колонию приехал заместитель прокурора края, я издали его узнал, он шел по территории зоны с начальником колонии. Наступает вечер, меня вызывает начальник колонии и говорит:

– Тебя, Иваныч, зарядили на этап.

– Куда? – спрашиваю.

Он назвал регион. Я сразу понял, чья это инициатива. Зампрокурора приезжал на ролях гонца. Интересуюсь:

– На каком основании переводите?

Начальник зоны в ответ поднял глаза к потолку, давая понять, что не он решает такие вопросы.

После разговора с ним я вернулся в отряд и стал читать УПК. По закону, перевести меня в другую колонию могли только в трех случаях: либо в больницу, либо в целях моей безопасности, либо по моему личному заявлению. Хорошо, думаю, напишу вам заявление – и пишу, что отказываюсь от этапа. Отношу свое заявление в дежурную часть. И как ни в чем не бывало утром следующего дня иду на работу, в столовую, где я был старшим поваром. Начинается смена, ко мне подходят сотрудники колонии, надевают мне наручники – и в автозак, который везет меня к поезду. И сюда – в спецзону.

Как бы в подтверждение своих слов, Виктор Иванович оглядывает помещение и разводит руками.

Кто-то стучит в дверь, приоткрывает ее, в образовавшемся проеме показывается голова в черной кепке и рука в черной робе.

– Виктор Иванович, можно взять ключ?

– Берите, вон на гвозде висит.

Рука в робе поднимается до верхнего уровня дверного косяка, снимает с гвоздя ключ и исчезает с той стороны двери.

– Новая смена пришла, – поясняет бывший глава района. – Вот, ключ попросили, а я здесь – мастер тарного цеха.

Виктор Иванович пытается приободриться, вымучивая улыбку.

– Так что теперь я занимаюсь столярным делом. Это тарный цех, где мы из отходов деревообработки нарезаем рейки, а потом делаем ящики под дрожжи, под рыбу, поддоны делаем, тару для релейного завода…

Внезапно он сам себя прерывает и меняет тему разговора:

– Меня посадили, а семью мою выселили из квартиры. Жена письмо написала: живут у родни. А ведь я был прописан… какой-то беспредел… В мой дом вселился теперь другой глава района… И нигде правды не найдешь. Я написал представителю по Сибирскому федеральному округу заявление с просьбой возбудить уголовное дело по преступной деятельности прокурора нашего района. Мое заявление отправили в краевую прокуратуру, откуда пришла отписка: возбуждать дело не имеет смысла. Конечно, где же смысл, если прокурор района уже работает в краевой прокуратуре.

Закончив монолог, Виктор Иванович долго разглядывает стопку газет на столе и наконец подытоживает:

– Вы знаете, я для себя сделал открытие: если человек попал в зону, его отсюда уже никто не услышит. Будь ты хоть трижды невиновен. С системой бесполезно спорить. Она себя в обиду не даст.

– Но система – это тоже люди…

– …Наделенные властью, которой безраздельно пользуются.

– У вас есть в колонии друзья?

– Друзья? Совсем немного, даже не друзей, а коллег по несчастью, таких же без вины виноватых. Это один мэр, два прокурора и полковник ФСБ.

Виталий Муромов сидит за ограбление банка. Три дня он был миллионером. На четвертый его поймали.

Сейчас он ответственный за радиоузел колонии. Тесное помещение, похожее на кухню в стандартной хрущевке. Или на камеру-одиночку. Стол, табурет, напротив – лежанка, прибитая к стене. Над столом – полка с книгами.

Еще одна полка заставлена ящичками, в которых – радиодетали.

– Вот, ремонтирую, – говорит хозяин хрущевки. – Приносят из отрядов телевизоры, радиоприемники…

Внешне он совсем непохож на фигуранта громкого преступления. Впалая грудь, опущенные плечи. Один из полутора тысяч осужденных спецзоны. В колонию попал прямо с погон. Так в зоне говорят о тех, кто совершил преступление, будучи действующим сотрудником правоохранительных органов.

Служил в отделе вневедомственной охраны. Мечтал поступить в школу милиции. Подал на имя своего начальника рапорт с просьбой разрешить сдавать экзамены. Начальник рапорт не подписал.

– И я сгоряча высказал ему все, что о нем думал, – пожав плечами, Виталий усмехнулся. – До конфликта я был старшим группы задержания. Мы выезжали на сработавшую сигнализацию. Но после этого разговора меня понизили в должности – перевели на стационарный пост. И начались бесконечные придирки со стороны начальника…

– А к чему конкретно он придирался?

– Да ни к чему… то есть не по существу службы: одежда якобы мятая, лицо небритое, стрижка плохая, оружие грязное… лишь бы высказать замечание. И так происходило на каждой смене! Служба уже становилась просто в тягость… – Виталий развел руками: – Понимаете, я уже начинал сомневаться в себе… Нас ведь с детства учили, что старший всегда прав. И никто не предупреждал, что старший может оказаться просто сволочью. И вот я уже начинал заниматься самокопанием… Пытался анализировать: неужели я такой плохой? Да нет, вроде, как все, нормальный сотрудник. Дисциплину не нарушал, с работой справлялся. Но вот, оказывается, не угодил начальнику – нагрубил ему… И я стал думать, как поставить его на место. – Бывший охранник опять ухмыльнулся: – Возможно, это звучит по-детски, но я постоянно думал о том, как отомстить своему начальнику. И вот наступил момент, когда эта мысль стала не просто навязчивой – я уже не мог думать ни о чем, кроме мести. А тут как-то раз мой друг Вадим – он тоже служил в органах, был командиром отделения, охранявшего банк, – говорит мне: «Давай ограбим банк». И это был вообще-то беспредметный разговор, что-то вроде шутки. Но у меня в голове этот разговор засел прочно. И я стал думать, как отключить сигнализацию и как вскрыть сейф. И главное, я отчетливо представлял, что после ограбления сразу же снимут с должности начальника отдела вневедомственной охраны. Я знал, что управляющая банком ругалась с нашим начальником из-за того, что банк заплатил деньги за новую сигнализацию, а наш начальник почему-то медлил с ее установкой. Одним словом, через несколько дней я сообщил Вадиму, что придумал, как можно обмануть сигнализацию. Неделя ушла на подготовку. Наступила суббота. Я взял у отца «Фольксваген Джетту» и поехал «покататься» по городу. Заехал в ворота банка. Вадим в тот день как раз дежурил. Он встретил меня. Пошли в подвал – в хранилище. Главное, на что мы рассчитывали, что нас никто не увидит. Все посты находятся сверху, над подвальными помещениями. Во двор из охраны тоже никто не пойдет, а значит, не увидит мою машину. Сначала мы отключили сигнализацию. Дверь в хранилище – бронированная, с двумя замками. Один замок – электронный. С первым, механическим замком, было проще. Мы срезали шлифмашинкой с двери пластину, защищавшую механизм и, вооружившись отвертками, просто разобрали замок. Со вторым же было сложнее. Накануне я долго думал, как подобрать код. И придумал… Замок «заговорил». Два щелчка – и дверь открылась! Я впервые в жизни увидел, как хранятся банковские деньги. Рядами стояли металлические ящики. С купюрами по пятьсот тысяч рублей образца 1997 года. Деньги были в целлофановых пачках. В каждом ящике лежало по десять таких пачек. Это был так называемый резервный фонд – святая святых в банке. Деньги, которые можно использовать только в условиях чрезвычайных обстоятельств. В коридоре банка мы нашли пустую коробку из-под телевизора. В нее и кидали деньги. Взяли 14 миллиардов, решив, что по семь миллиардов на каждого хватит. Доллар тогда, в 1997 году, равнялся шести тысячам рублей, то есть мы взяли, в пересчете на валюту, по миллиону долларов. Перед тем как выйти из хранилища, немного прибрались за собой. А чтобы выиграть время, подложили «бомбу» – дипломат с прикрепленными к нему цветными проводами. И оставили на дипломате записку: «Осторожно! Боится шума, яркого света». Мы знали, что в нашем городе саперов нет, а чтобы вызвать их из другого города, пройдет минимум два часа.