Тяжело вздохнув, мой собеседник выдает наболевшее:

– Я до сих пор не знаю, зачем нас посадили. Кому мы мешали? Впрочем, догадываюсь…

– Какой вам срок дали?

– Четырнадцать лет строгого режима. Это очень много. Одним из так называемых подельников по моему делу проходил мой коллега, у которого произошла страшная драма. Накануне ареста он отдыхал где-то за городом, катался на лыжах и сломал себе позвоночник. Его арестовали и тоже привезли в Лефортово, где он пролежал на койке четыре с половиной года. На суд его приносили на носилках. В итоге осудили на тринадцать лет. У меня тоже произошла трагедия. Через два месяца после того, как меня арестовали, погиб мой сын. На него набросились на улице хулиганы, жестоко избили. И я сам потом читал в одной из московских газет: мол, сами «оборотни в погонах» убили сына Чатова с той целью, чтобы он не смог дать в суде показания против отца. Ну не подонки ли могли все это придумать?

Перебив сам себя, Сергей Васильевич вдруг спрашивает:

– Вы пьете воду?

Заметив мой недоуменный взгляд, он поясняет:

– Извините, волнуюсь, мне надо выпить воды.

Судорожно пьет. Понемногу успокаивается и продолжает свою исповедь:

– Изоляция от общества накладывает свой отпечаток. Замкнутое пространство. Узкий круг общения. Нет средств для расширения своего лексикона. Через три года пребывания в Лефортово я вдруг понял, что разучился… говорить! Ко мне приходил адвокат, а у меня язык не поворачивался – в прямом смысле – отвечать на его вопросы. Я спросил адвоката: как мне быть? Он посоветовал нанять репетитора.

– Где, в тюрьме?

– А где же еще.

– Наняли?

– Да, нанял.

– И его пропускали?

– Он приходил под видом адвоката.

Спрашиваю Чатова, чему может научить зона. Отвечает не задумываясь:

– Зона ничему не научит, если сам не захочешь учиться.

В будущее он смотрит с оптимизмом:

– Я выучил в колонии английский язык. Научился работать на персональном компьютере.

О прошлом говорит безапелляционно:

– В отношении меня был вынесен преступный приговор преступной группой под видом суда. Я не считаю виновным ни себя, ни своих товарищей. Нам хотели доказать сто тридцать эпизодов преступных действий, но вменили (а не доказали) только четыре преступления.

Осужденный Владимир Мишин – самая зловещая фигура в колонии. На его счету больше всего убийств. И срок у него тоже самый большой – 25 лет заключения.

Эта дикая история произошла 12 июня 1997 года в городе Грязи Липецкой области. Два патрульных милиционера обратили внимание на компанию молодых людей, пристававших к двум девушкам. Подошли разобраться…

А потом старший патрульной группы Мишин достал пистолет и начал убивать. Убил одного, второго, третьего… Закончились патроны. Сменил в пистолете обойму и убил четвертого. Впоследствии судебно-медицинская экспертиза установит, что милиционер выстрелил каждой жертве в брюшную полость, грудную клетку и… в голову.

Спрашиваю убийцу: за что он так с ними? Отвечает не раздумывая:

– Об этом уже писали в газетах.

Кажется, разговор закончен. Меня предупреждали, что Мишин – замкнутый человек. Редкие письма из дома он сразу рвет. Друзей в колонии не завел. Живет «в одного», как говорят на зоне. Но иногда на него что-то находит, и он покупает «на отоварке» конфеты, а потом раздает их всем желающим: «Угощайтесь, мужики!..» Одним словом, странный тип, о котором можно сказать, что он себе на уме.

И вдруг Мишин произносит:

– Они меня оскорбляли…

– Кто оскорблял?

– Убитые.

– И что же, так сильно оскорбляли, что вы потянулись к оружию?

– Они меня оскорбляли полчаса. Нецензурной бранью. Глаза в глаза. В мой адрес. Я все это сначала терпел.

– Почему вы не сообщили об этом в свой отдел милиции? Вызвали бы кого-нибудь на помощь. Наверняка у вас была рация.

– Даже две рации были: у меня и напарника. Но они, как всегда, не работали. Я был старшим патруля, поэтому дважды отправлял напарника бегать звонить в РОВД [3] из телефонной будки. Полчаса мы ждали, что к нам из РОВД кто-нибудь приедет, – не дождались. А когда уже все было кончено, когда я убил их, то через три минуты к нам подъехали сразу три машины, опоздали…

У осужденного Мишина цепкая память. Особенно на свои ощущения:

– Помню, я поразился: оказывается, человека так легко убить! Я раньше об этом никогда не думал. А когда стрелял в них, так быстро все произошло. Достал пистолет, и – бах-бах! – убил. Очень просто. Только свои ботинки потом вытер: мозги убитых разлетелись в стороны… И мне после этого сразу очень легко стало. Думаю, ну вот как здорово все закончилось. Потом на место убийства приехал начальник РОВД, спросил: «Ты пил?» Отвечаю, что нет. Он говорит: «Тогда поехали в больницу – снимать стресс». Я отдал ему пистолет. Помню еще, что начальник РОВД сказал мне: «Все нормально, ты не переживай, если что, я сяду вместе с тобой».

– Сколько всего патронов вы расстреляли из своего пистолета?

– Две обоймы, шестнадцать патронов. В последнего потерпевшего я вообще всадил восемь пуль.

– Зачем так много?

– Потому что он был последним. И я просто разряжал в него обойму. Хотя его, по большому счету, можно было бы и не убивать. Меня оскорбляли только двое из всей компании. Остальные молча наблюдали.

– А раньше когда-либо вам приходилось с ними встречаться?

– Только с одним из них, Царство ему Небесное, пять лет уже гниет в земле. Однажды я выводил его пьяного из бара. Ко мне подошла директор бара, со слезами, и сказала, что он ее оскорбляет. Я подошел к нему, стукнул об стенку мордой и вывел на улицу. Там его подхватили дружки. А потом я встретился с ним 12 июня. Сначала он просто оскорблял меня, а потом стал кричать: «Ну что, стрелять будешь? На, стреляй!»