Шрифт:
— Итак, вы были за границей, а оуновские головорезы во главе с Шухевичем выполняли указания ЗЧ ОУН и ЗП УГВР на Украине.
— Террор, который навязал нам Бандера, мы осудили. Мы порвали с главным проводником и изменили тактику…
— Разумеется, приспосабливаясь к условиям, вы были вынуждены выхолостить из идеологии национализма откровенно фашистские концепции. На словах вы отказывались от проповеди расизма и антисемитизма, афишировали «ориентацию на собственные силы» вместо бывшей «ориентации на внешние факторы и их помощь». Это давало возможность вашим шефам твердить о якобы «демократизации» национализма. На самом же деле антинародная суть его идеологии и политики оставалась без изменений. Националисты никогда не откажутся от террора.
— Я не могу брать на себя [26] все грехи. Кровь замордованных в результате террора украинцев на руках Бандеры.
— А вы хоть имеете представление, сколько оуновцы убили женщин, детей, ни в чем не повинных стариков? Кого и за что они убивали? — спросил Тарасюк.
— Как вам на это ответить? Я был за границей, но многое знаю со слов Песни да и других участников подполья. Думаю, тут каждый что хотел, то и делал, как говорится, своя рука — владыка…
26
Аттентат — покушение на политической почве (фр.).
— О нет, погодите, Ильчишин. Оуновцы убивали, вешали, жгли, взрывали не своей рукой и не своим умом, а выполняли указания так называемого центрального провода ЗЧ ОУН, в том числе и ваши… Вот почитайте показания так называемого надрайонного проводника ОУН. Читайте вслух.
Ильчишин прочитал:
«У вас в дневнике нашли списки людей, где отмечены выполненные аттентаты?»
Он поднял глаза, делая вид, что ничего не понимает.
— Читайте дальше. Это протокол допроса пойманного нами районного проводника ОУН. Читайте и вы все поймете.
Ильчишин продолжил чтение:
«Весной 1946 года надрайонный проводник ОУИ Непорадный был на совещании в краевом проводе ОУН «Карпаты», где получил указания по проведению аттентатов против учителей, директоров школ, председателей сельских советов, женщин и детей активистов, заведующих сельскими клубами, библиотеками, киномехаников. Выполняя этот приказ, мы повесили директора школы в селе Передаване Крыжаковского Василя Ивановича, директора школы села Топорницы и его жену-учительницу, имен их не припоминаю. В этом же селе убили женщин-активисток Угрин Олену, Баснюк Ганну, Бойчук Тетяну, Панькив Параску. В селе Вербивцы повесили Данилишину Марию, Марчук Олену и ее дочку Марчук Ганну. Ей не было семнадцати лет. В селе Чертовец убили директора детского дома учительницу Марину Найду, в селе Трофановка убили директора школы Мартына Андреевича Опекуна, учительницу Марину Максимчук и пятнадцать сельских активистов. В селе Викто убили директора школы Ивана Григорьевича Диведюка и учителя Петра Ивановича Голика. В селе Раковец повесили заведующую школой Марию Андреевну Щербу, а в селе Трийца убили учителя Олексу Васильевича Ваксик. В селе Орлец убили заведующую библиотекой Галину Ивановну Жейдик, 20 лет, а в селе Тростинец киномеханика Василя Михайловича Вбравского, тоже 20 лет. В селе Дебеславцы — заведующего клубом Петра Слободян, ему тоже, наверно, было лет 20. В селе Королевка убили директора школы Алексея Якимовича Цюпака, в селе Грушка — директора школы Владимира Петровича Мотко, в селе Бортники — директора школы Ивана Леонтьевича Зазорова, в селе Братишев — директора школы Михаила Ивановича Головатого, в селе Олеша — учительницу Соколовскую, в селе Петрин — учителя Миколу Миколаевича Нежник, в селе Петрилов повесили директора школы Пилипа Трофимовича Лавриненко, в селах Джулив, Задубровцы, Русов, Ганковцы, Рудники и во многих других селах убили женщин-активисток Марию Ивановну Савчу, Катерину Миколаевну Миколайчук, Параску Балкиву, Ганну Исарик, Степаниду Гаврилюк, Олену Данильчак, Ганну Королюк, Софию Сучак, Марию Васильевну Берчук, Олену Ивановну Абрамюк…»
Ильчишин перевел дыхание, вытер платком лицо, попросил воды. Он не выпил, а залпом опорожнил стакан, не спуская глаз с бумаги, которую еще держал в руках.
— Это деяния одной банды, а вот вам другой протокол. Посмотрите, что это было за «освободительное движение» — там, за границей, его так называют. Начинайте с этого абзаца, вслух.
Ильчишин покорно читал:
«Выполняя указания краевого провода, мы провели террористические акты против семей, которые уклонялись от участия в оказании помощи подполью ОУН, против семей тех, кто явился с повинной, а также учителей, председателей и секретарей сельсоветов и жен активистов и их детей, комсомольцев и тех людей, которые сочувствуют Советской власти. В селе Подгорье повесили четырех активистов и расстреляли одиннадцать, в том числе двух учительниц, в селе Луково убили трех братьев — Василя, Герасима и Ивана Степанишиных — за то, что никто из них не захотел пойти в подполье. В селе Раковцы убили трех братьев — Василя, Михаила и Ивана Дудчак, сожгли их хозяйство за то, что все они отказались идти в подполье. В селе Ивановка убили Миколу Ивановича Романишина и Михаила Ивановича Луцив за то, что они убежали из подполья, они до объявления с повинной были в проводе «Пирога». Романишину было 18 лет, а Луциву — 17. В селе Пороги убили учительницу Зинаиду Михайловну Дроздяк и ее дочек Галину и Любу, которые тоже учительствовали в этом селе. В селе Глубокое убили учительницу Ирину Владимировну Ярмолюк, 19 лет. В селе Ляховцы убили учительницу Марию Ивановну Мошак, 23 лет, и Марию Марковну Козак, 25 лет. Там же убили рабочего лесозавода Онуфрия Ивановича Гаврилко и рабочего лесозавода Илью Михайловича Бесараба, 60 лет, и повесили старого деда, звонаря церкви Дмитра Ивановича Терлецкого, 70 лет, за то, что он ударил в колокол, когда мы пришли в село. Его жена Олена, 67 лет, начала очень плакать и кричать на все село. Мы ее расстреляли. В тот же день в селе Ляховцы мы убили 18 или 20 человек, потом переехали в село Космач и убили учительницу, имени ее не помню, а на другой день в селе Грабовцы убили директора школы Федора Кондратьевича Геберштака, ему было 25 лет. В селе Дубровка убили молодую учительницу Катерину Фетисовну Билец. По указанию краевого провода в селе Зеленое «звено» Вовка и Мороза убило Марию Михайловну Андрущенко — она работала директором школы, — комсомолку Ольгу Андреевну Беландюк и комсомолку Анастасию Федоровну Цапель. Она работала в хозяйстве родителей, и ей было, наверное, 17 или 18 лет. Тогда же убили учительницу Марию Ивановну Скрипник, а в селе Лойове — директора школы Бориса Николаевича Пивовара. Через несколько дней в селе Парище убили директора школы Юрка Михайловича Василенко, ему было 25 лет. Когда мы вернулись из этого села и подошли к селу Липиля Горишня, сидели в лесу, то к нам подошла женщина с двумя детьми. Мальчику было лет 10, а девочке, может быть, 6. Женщина говорила, что они пришли собирать ягоды, но мы побоялись, что они могут сообщить о нас, и решили их задушить. Так и было сделано. Через некоторое время в селе Княгиничи мы убили директора школы Панченко и учителя Михаила Кондратьевича Телеко, а еще позже в селе Журив убили директора школы Михаила Трофимовича Косяченко. В селе Чагрин убили Роляка Олексия, его жену и двух маленьких детей за то, что он оставил подполье и пошел с повинной. В селе Пилиповка повесили Катерину Федоровну Лякив, ей было больше 50 лет, за то, что ее сын Микола явился с повинной, сына тоже повесили…»
Ильчишин снова попросил воды. Переводил помутневшие глаза с Тарасюка на Павлюка.
— Хотите еще почитать? — спросил Тарасюк. — Это дела второй банды. А их было… Вот эти тома, что лежат перед вами, рассказывают о вашем оуновском «освободительном движении».
— Если можно, я попросил бы больше не читать.
— Хорошо, — согласился Тарасюк. — Но скажите, разве без этого вы, член центрального провода, не знали о массовых убийствах?
— Мы за границей знали, но то, что я увидел здесь, поверьте…
— Не верим, — перебил Тарасюк. — Члены центрального провода не только знали, а давали указания, кого убивать! А за границей выдавали это за повстанческую борьбу, за национальное освободительное движение. И за это вам платили деньги! Правда, платили не только за то, что убивали женщин, детей, учителей, библиотекарей, рабочих, колхозников, даже своих единомышленников, которые хотели порвать с национализмом. Националисты делали это и во время оккупации. Вам платили и платят потому, что вы, националисты, нужны для мокрых дел, шпионажа, диверсий. А что вы пишете в своих газетах?!
Ильчишин побагровел:
— То, что пишут в националистических газетах и даже в официальной прессе некоторых стран, не все зависит от нас, националистов, они часто выдумывают такое, на что и мы не способны.
— Кто и для чего пишет, мы знаем, — перебил Тарасюк. — Но без вас они не обходятся, это известно.
— Я хотел бы, Виктор Владимирович, чтобы Ильчишин прочитал вот это, — обратился к нему Павлюк.
Ильчишин снова стал читать:
«В селе Подгорье Городенковского района националисты в одну ночь убили и повесили более 100 человек. Повесили Миколу Парфона, 50 лет, и расстреляли его жену за то, что их сын добровольно пошел служить в Красную Армию. Четверо маленьких детей остались сиротами. В тот же день они расстреляли Дмитра Николаевича Балаша, его жену и мать, потому что брат Дмитра служил в Красной Армии».