– Не задался денек, Берт? – утерев пот и отдышавшись, поинтересовался Дамхин. – Не хочешь продегустировать кой-чего?

– Давай! – махнул рукой контрабандист и, сняв шляпу, сел прямо на ящик.

– Ты чего вырядился, словно крючок банковский? – покосился на непритязательный костюм островитянина лавочник и нацедил прямо из бочки красного в обычный граненый стакан.

– Дела, - неопределенно пояснил Берт и подозрительно принюхался: - Хадрийское?

– Обижаешь, дружище! Чистая «Неритта», без обмана. Из самой Патрины доставили аккурат на днях. Не разлил еще, правда…

– Тебя надули, Дамхин. Если это Неритта, то я адмирал. Лопух ты, хоть и лавочник, лопухом помрешь, и лопухом родишься. Разливай, возьму ящик. Только если опять этикетку вверх ногами приклеишь, я тебя утоплю в этой бочке, понял? Сам не углядел, так хоть девку какую найми, чтоб помогала. С девками всегда проще.

– Тьфу! Скажешь тоже – девку! – торговец слегка порозовел и засопел, как закипающий чайник. – От баб мороки много, сам знаешь.

– Знаю, - вздохнул Берт. – Нацеди-ка еще стаканчик. Кстати, о бабах! Я тебя просил бутылочку «Тейрана» для меня отложить.

– Сей момент! – Дамхин шмыгнул куда-то в глубины подвала и зашуршал там. – О! Вот она, родимая… Двадцатилетний!

– Точно? А то у моей нюх на сивуху, абы что она пить не станет.

– Обижаешь, Берт! Уж для такой дамочки мы завсегда расстараемся! Кстати! – вернувшись, лавочник показал бутылку темного стекла, достаточно пыльную, чтобы казаться вместилищем настоящего марочного «Тейрана». Пусть не двадцатилетнего, но довоенного точно. – Сразу хотел сказать, да запамятовал… Девка тут одна бродила, все выспрашивала про Эспит.

– Да ну? – равнодушно обронил Берт, разглядывая бутылку на просвет. – Слушай, мне кажется или там действительно осадок, а?

– Мерещится тебе, Рыжий! – обиделся Дамхин. – Так вот, молоденькая совсем бабеночка, шустренькая, как ты любишь. Очень уж ей приспичило на остров ваш попасть. Прям вся извертелась.

– А ты?

– А что я? Ты ж не докладывал о том, где тебя искать. Вот я и послал ее к седьмому причалу, ну, где старые пакгаузы… Эй, ты чего?

– Ясно, - Берт встал и засунул бутылку подмышку. – Я ж говорю – лопух ты. Короче. Разливай свою якобы «Неритту» и этикетки в ящик положи, я сам наклею. Подвезешь на старое место. А это пойло я заберу в счет долга за прошлый раз. Идет?

– Угу, - вздохнул лавочник и снова вытер пот. – А насчет девки?

– Разберемся. Ну, бывай. Да не суетись, я дорогу сам найду.

До встречи с Лэйгином у Берта оставался еще час. Должно хватить времени, чтоб выяснить, что это за барышня бродит меж пакгаузами в поисках пути на Эспит. И насколько оной барышне действительно нужно на остров.

У седьмого причала было мрачно, несмотря на солнечный день. Вечная сырость, запах гниющих водорослей, причудливо смешанный со стойким ароматом угля и мазута, серые от времени стены пакгаузов, облупившаяся краска и ржавые остовы баркасов чуть поодаль. Если пройти подальше, можно было наткнуться на железнодорожные пути, спрятавшиеся в зарослях кипрея и лопухов. Во время войны здесь кипела жизнь, а вдоль складов туда-сюда шастали патрули. Сейчас же всё замерло, сонное и притихшее. Самое то место для юных дев в поисках приключений. Даже если сильно стараться, то лучше вряд ли найдешь. Тут и заблудиться немудрено, и на стаю бродячих собак нарваться, и вообще, кричи – не докричишься, а побежишь, так все ноги переломаешь.

Вот каким, скажите на милость, местом должна думать девица, чтобы решиться прийти в такое место, а? Точно не головой. Бурча себе под нос ругательства, Берт продрался сквозь пышные заросли репейника, больше всего переживая за бутылку. Марочный «Тейран» - отличный способ умаслить Лив, дама Тенар – та еще лакомка. А споткнуться здесь и выронить драгоценную ношу совсем немудрено.

Берт не споткнулся, Берта толкнули, да не просто, а едва с ног не сбили. Растрепанный смерч в юбке налетел на него, едва контрабандист завернул за угол одного из пакгаузов. Бедствие пыхтело и сипело так хрипло, что вопрос, почему оно не голосит на весь порт, отпал как дурацкий. Голосишко сорвала, вот и не орет. Зато высказался сам Балгайр, неверяще уставившись на осколки его несостоявшегося подарка.

– Ты, кошка драная! – взревел он, хватая девицу за подол. – Ты где свои зенки забыла, курица?!

– Помогите… - пискнула она. – Насилуют…

– Щаз я тебе помогу, дура, - в сердцах посулил Балгайр и от души шлепнул беглянку по заднице. Но продолжить благое дело воспитания в барышне уважения к чужой собственности не успел. Вслед за девкой из-за пакгауза выскочили трое расцарапанных и весьма рассерженных мужиков.

– Ага! Попалась, шалава! Не уйдешь! – заорал один, весь пышущий охотничьим азартом, но осекся, встретившись взглядом с Бертом, и примолк.

– Ша, парни, - бросил Балгайр, покрепче ухватив барышню за локоток. – Пошутили, и хватит. Кабаре закрывается.

– Слышь, Рыжий, ну ты не борзей вконец-то! – возмутился один из «охотников». – Твоя, что ли, девка?

– Да уж не ваша. Я тут с ног сбился искать, куда моя клиентка запропала, а вы, значит, решили мне дело сорвать? Не по закону, парни. Или надумали на мою территорию пролезть? Мозгам душно стало, сквознячок устроить?

– Ладно, ладно, поняли! – примирительно поднял ладони старший. – Твоя так твоя.