– Значит, признаете, что вы погибшую ненавидели?

– Ну, признаю. А что, мне ее обожать надо было? Она меня без отца оставила!

– Понятно, понятно. Бедная сиротка, значит. – Следователь окинул скептическим взглядом ее безукоризненный наряд и усмехнулся. – Тормоза сами догадались испортить или подсказал кто?

– Что?!! – Яна от изумления чуть со стула не свалилась.

– Ну как же! Вы ее ненавидели и решили убить.

– Да вы что? Ну да, я ее ненавидела, да, обрадовалась, когда сказали, что она погибла. Может, и нехорошо чужой смерти радоваться, но это же не преступление.

– Радоваться чужой смерти – не преступление, – следователь… улыбался. Радостно так, с удовольствием. – А вот готовить чужую смерть – это уже преступление. Ну так? Я спросил, тормоза испортить сами догадались или подсказал кто?

– Тормоза?! Да я к ее машине и близко не подходила!

– Ай-яй-яй, опять врете. А свидетели говорят, что не только подходили, а и, – он опять радостно улыбнулся, – и как бы это сказать, посягали на нее.

Яна вспомнила, как после визита к отцу долго стояла во дворе, разглядывая Танькин алый «Ягуар», как от ее пинка – ну не сдержалась, да – взревела «Ягуарова» сигнализация, и почувствовала, что ей не хватает воздуха. Как будто что-то медленно, но неумолимо сжимает ее горло. Черт! Он же просто издевается надо мной, играет, как кошка с мышкой!

– Ну пнула я ее как-то раз. А тормоза не трогала! И вообще… Она ж гоняла на своей тачке как сумасшедшая! Что, не могла сама разбиться?

– Могла, Яна Сергеевна, могла, конечно, – улыбка следователя стала уже настолько сладкой, что, казалось, с обвислых щечек сейчас закапает сахарный сироп. – А вот с этим что делать?

Он ловко выхватил из-под вороха бумаг слегка помятый серебристый брусочек с кнопочками, нажал…

– Надо, чтоб она сдохла! Чтоб она в лепешку расшиблась!.. Вот бы ей тормоза испортить? Или рулевую колонку? Это же совсем не трудно? И никто не догадается – ведь гоняет на своей тачке как сумасшедшая!

– Ну как? Узнаете? Ваш голос?

Яна глядела на серебристую коробочку – диктофон? откуда? – как на скорпиона.

– Я… я ничего не делала…

– Может, сами и не делали, – покладисто согласился следователь. – Как же такими ручками в грязных железках ковыряться? Можно ведь маникюрчик попортить. Жениха попросили?

– Иосиф тут ни при чем!

– А кто при чем? У такой… красотки, – почему-то это слово прозвучало так, словно означало что-то грязное, непристойное, – у такой красотки наверняка про запас десяток-другой поклонников имеется. И кто-нибудь, кто в машинах разбирается, среди них найдется. Чтобы испортить в нужной машинке тормоза. Или рулевое управление? За соответствующее вознаграждение, – он плотоядно облизнул губы.

Яна сквозь душный тошнотворный ужас попыталась собрать бессвязные мысли:

– Почему вы говорите «или»? Значит, вы сами не знаете? Может, и тормоза, и руль, и вообще вся машина была в порядке? Пусть ваши эксперты или кто там у вас, посмотрят и скажут – я ничего с ее машиной не делала!

– Посмотрят, Яна Сергеевна, непременно посмотрят. Но у экспертов, знаете ли, очередь, а вы все время врете. А мотивчик-то у вас – ого-го какой! И возможностей – хоть отбавляй. И что нам с вами делать?

Он замолчал, впившись взглядом в ее испуганное лицо. И молчал долго. Минуты три, наверное. Так что Яна в конце концов не выдержала:

– Все? Я могу идти?

– Можете, душенька, конечно, можете. И адвокатику перед этим можете позвонить – что же мы тут, звери какие, что ли? У вас же адвокатик на такой случай непременно имеется? А у нас все по закону, – улыбаясь, он подтолкнул к ней какую-то бумагу – с гербами, с печатями.

Яна не сразу сумела прочитать разбегающиеся в глазах строчки: «…избрать мерой пресечения содержание…»

– Что?!

– Ну как же! – обрадовался следователь. – В соответствии с общественной опасностью. Я сперва-то ведь и не собирался вас задерживать, но как вас на свободе оставлять? Вы ведь такая шустрая девушка. Вдруг вы еще кого-нибудь убьете?

Он улыбался. Улыбался, черт бы его побрал!

Улыбался, всхлипывала Яна, облизывая разбитые о стену костяшки пальцев. Какая я дура! Зачем, ну зачем я вырядилась на этот допрос, как на вручение премии «Оскар»? Надо было прийти серенько, скромненько, в костюмчике а-ля сельская училка, без макияжа, без прически, пучок на затылке и очочки за двести рублей. Нет, решила прилично выглядеть! Зачем?! Он ведь меня возненавидел с первого взгляда: ты тут вся такая из себя красивенькая и богатенькая, а я, серенький, тебе жизнь-то отравлю. И отравил.