Сокрушал орды, ведомые не ханами, но алчущими злата выродками, не вздымающими самолично мечей, но желающих быть лишь сборщиками даней в покоренных землях. Место червей было во прахе, и Иван посылал их туда – ищущий злата, рано или поздно найдет тлен. Со Святосла-вовыми ратниками крушил он ненавистный каганат, удавкой сдавливавший горло Руси, и поднимался выше, не давал уцелеть гадинам зудящим, иссекал из черепов вездесущих выродков посланцев преисподней. И процветали земли, где не ползали двуногие черви… В века средние он укреплял духом еще не падшее Христово воинство инквизиции, творившее волю Создателя, выжигавшее заразу сатанизма. Церковь Западная еще не умерла сама, обратившись в орудие выродков, она защищала себя, спасала люд христианский. И Иван помогал ей творить правое и доброе дело, ведь по всей Европе жили его родные братья, потомки тех самых первороссов, что пришли сюда давным-давно, и забывшие, что в их жилах течет росская кровь. Выродки не желали понимать проповедей и мольб смиренных, они понимали только огонь, корчась в котором вместе с червями в головах своих, переходили в огни иные, в пламя адское. Иван настигал трясущихся гадин, незримо собиравших вокруг себя выползней-выродков, которые в свою очередь сбивали с пути истинного оцепенелых, и давил, давил, давил этих гадин, творя жестокое и злое, ради светлого и праведного. Он преодолел Черту! Он имел право наказывать! Ибо он видел плоды безнаказанности. Он видел мертвую Землю с кишащими в подземельях змеями и распятыми людьми. Он карал по праву!

Ни дней, ни ночей, ни зим, ни лет не было для него – вездесущего и всемогущего, отвергающего копящуюся усталь и идущего напролом. Век за веком! Год за годом! И повсюду он находил богоборцев, пытающихся – не из себя и ближних своих, но из других – создать нового, более совершенного человека, построить общество лучше прежнего. Одни верили в эти стремления свои и внутри себя, потаенно, для других они были лишь прикрытием в восхождении над толпою, над быдлом. Они были готовы драться насмерть и меж собою за право вести двуногих оцепенелых на скотобойни. И они жаждали, страстно алкали превозмочь, превзойти Бога, оставаясь жалкими и жуткими нелюдями.

Когда безудержный вихрь бросил его в знойные пески, Иван подумал на миг – все, это предел, это уже не история, а предыстория… И пора обратно. Но пески обернулись оазисами, скрывавшими огромные пирамиды, не те, что сохранились до его времен, но прежние, еще более великие и непомерные.

Как и тогда, в России, когда лежал ничком в густой траве, он вдруг ощутил сомнения. Слаб человек! Пройдя сквозь все земные бури, он не ожесточился сердцем… но он устал. Устал биться с нечистью. Ибо она была тысячеглава.

Горячее молодое солнце! Иван сидел, прислонившись спиной к древу. И ему хотелось просидеть вот так весь остаток своей не такой уж и длинной теперь жизни. Он хотел покоя. Но он знал, что еще не завершен путь его.

Он знал, что надо идти туда. К этим пирамидам.

И он пошел – шаг за шагом, метр за метром, преодолевая раскаленные пески, не прячась от солнца. И такой путь был для него покоем, был отдыхом. Он мог проникнуть внутрь исполинского сооружения мгновенно. Но он хотел войти туда, как входили простые смертные, ведомые на заклание.

И он вошел, обойдя все преграды и избегая ловушки. Он долго шел по вздымающимся ярус за ярусом лабиринтам. И он вышел к сырым и тесным клетям, в которых стонали, ползали, корчились сотни, тысячи людей. Иван вспомнил подземные секретные лаборатории и вольеры под Москвой, мутантов и гибридов… Вот он исток! Он знал это, но не хотел видеть, не желал верить в это! Жрецы! Они еще до начала времен выращивали из людей обычных нечто порожденное их воображением. Вот они самые первые перво-зурги.

– Кто ты? – спросил Иван у странного существа, с человеческим телом и головой шакала.

Существо зарычало, залаяло на Ивана, забилось в угол. Оно совсем не походило на величественного Анубиса с египетских фресок. Но поражало другое, как жрецам удалось срастить несращиваемое?! Изверги! Иван видел искалеченные, измученные, кровоточащие обрубки тел человеческих… и понимал, они не щадили материала, не жалели биомассы. Они творили! Они казались себе богами!

Он шел мимо клетей, чуть прикрытых деревянными решетками и видел уродливых, жалких, немощных и полуумирающих сетов, горов, тотов, сехметов, амонов ихнумов с бараньими головами, аписов, и еще анубисов, он встретил даже лежащего и чуть дышащего Себека – человекокроко-дила. И он убеждался, жрецы выращивали человекобогов, по своим болезненным и неуемным фантазиям, они воплощали… Они воплощали несуществующее! Вот где таились истоки Пристанища! Пирамида не имела ни конца ни края. Не было числа и счета мученикам-гибридам, умиравшим в ней. Но жрецы-боги, видимо, верили, что из неисчислимого множества сочлененных ими тел выживут единицы. И дадут жизнь новой расе. Да! Так оно и было, умирали десятки тысяч. Но некоторые выживали. И их вели в кумирни.

Иван мог одним взмахом руки пресечь чудовищные мучения несчастных. Но он молча шел вперед. Он знал – это еще не все. И это не творения самих жрецов, это набивают себе руку ученики, подмастерья.

– Зачем ты дался им?! – спросил Иван у болезненно-желтого негра, чья голова была пришита к туловищу истощенной, волочащей задние ноги мохнатой свиньи.

Тот поглядел на незнакомца оплывшими блеклыми глазами. Не ответил. А лишь попросил на каком-то странном диалекте семитского наречья:

– Убей меня! Всеми богами молю, убей!

Иван коснулся лба несчастного кончиками пальцев. И тот отдал концы – лишенный жрецами-магами тела, лишенный души.

Троих учеников с бритыми головами, копошившихся в одной из клетей с истошно визжавшей женщиной, почти девочкой, Иван отправил следом за их жертвою, упокоившимся негром.

Он шед дальше. И проходы становились шире. Клети теперь тянулись по обе стороны от каменного желоба. По левую руку сидели только светлокожие рабы-жертвы, по правую – курчавые, темнолицые с расплющенными природой носами, негры. Но они были сходны в одном: и слева, и справа выли, причитали, бросались на деревянные решетки, скалили зубы, мычали, исходя пеной… Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас. С ними бесполезно было разговаривать.