«Принимая во внимание, что эмансипация производительного класса есть освобождение всех людей без различия пола и расы; что производители не смогут стать свободными, пока не вступят во владение средствами производства; что существуют только две формы принадлежности средств производства: 1) индивидуальная, которая никогда не имела повсеместного распространения и все больше сокращается вследствие технического прогресса; 2) коллективная, материальные и интеллектуальные элементы которой составляются самим развитием капиталистического общества; принимая во внимание, что коллективная экспроприация может произойти только в результате революционной деятельности производительного класса, или пролетариата, организованного в политическую партию; что к подобной организации следует стремиться всеми средствами, какими располагает пролетариат, включая всеобщее избирательное право, превращенное, таким образом, из орудия обмана, каким оно являлось до сих пор, в орудие освобождения; французские социалистические трудящиеся, ставя себе целью в экономическом плане вернуться к обобществлению всех средств производства, решили выйти на выборы со следующей программой-минимум…» Решительно: к социализму можно прийти только выборным путем.

Двадцать третьего мая 1880 года многолюдная демонстрация в Париже, на кладбище Пер-Лашез, вынудила правительство амнистировать последних коммунаров. Лафарг решил остаться в Лондоне, Лонге — вернуться в Париж.

В то же время в Берлине сын австрийского художника, расписывавшего декорации в Венском императорском театре, Карл Каутский подружился с одним из молодых лассальянцев, руководителей распущенной социалистической партии, о котором мы уже упоминали в связи с защитой Дюринга, — Эдуардом Бернштейном, служившим тогда секретарем у промышленника-социалиста Хохберга. По совету Бернштейна, изменившего свое мнение о Марксе, Каутский прочел «Анти-Дюринг»; для него это стало откровением. Вскоре он станет главным эпигоном Маркса. Распоряжаясь его наследием, он будет всячески способствовать его присвоению немецкими социалистами, а завладев его рукописями, он станет яростно драться за них с… Бернштейном.

Маркс тогда работал над несколькими задуманными книгами. Лафарг вспоминает, что в тот момент «он намеревался, в том числе, написать логику и историю философии… Он так восхищался Бальзаком, что собирался написать литературоведческую работу о „Человеческой комедии“, как только закончит свой экономический труд». Он использовал работы Моргана о родственных связях в древних общинах и Ковалевского о собственности на землю, чтобы показать различие между «древними сельскими общинами» и коммунизмом — новой системой, высшей формой общинной жизни, ставшей таковой благодаря современным технологиям, опираясь при этом на «мир» — изначальную форму коллективной собственности на землю. Похоже, Россия была единственной страной, которая его интересовала…

Вот тогда-то Лафарг и решил открыть ему, что работает над книгой, коренным образом отличающейся от всей Марксовой политэкономии — «Право на лень». Тесть предоставил в его распоряжение свою библиотеку. В глубине души Карл всегда ненавидел труд и не скрывал этого, с самого начала своих исследований назвав его главной причиной отчуждения, выходящего далеко за рамки капитализма. Он никогда не отстаивал право на труд, на полную занятость, — и борьба трудящихся за эти ценности казалась ему лишь способом увеличивать отчуждение. Так что идея поразмышлять о наилучшем способе избавления от труда не была ему чужда. Лафарг понял, что Карл уже все прочел по данной теме, как и по многим другим. Он был ошеломлен, когда обнаружил пометки тестя на полях «Права на праздность и организации рабского труда в греческой и римской республиках» Моро-Кристофа — книги, изданной в Париже в 1849 году. В его библиотеке он отыскал и брошюру Мориса Кристалл «Уступки труда», опубликованную в 1861 году. Лафарг писал наперекор традиционным ценностям рабочего движения. Он критиковал тех, кто, как Луи Блан, требовал «права на труд», и высказывался относительно их следующим образом: «Позор французскому пролетариату!.. Вследствие двойного безумства трудящихся — убивать себя сверхтрудом и прозябать в воздержании — главная проблема капиталистического производства уже не в том, чтобы найти производителей и удесятерить их силы, а в том, чтобы обнаружить потребителей, возбудить их аппетиты и создать для них искусственные потребности». Его книга была призывом к «наслаждению», обличением «религии капитала» и всех социальных систем, прославляющих труд как общественную и индивидуальную ценность. Он надеялся, что благодаря машинам люди избавятся от наемного труда («наихудшего рабства») и будут занимать свое время исключительно «досугом». Эта книга, имевшая огромный успех, однако, не заставила Лафарга отречься от своих социалистических убеждений.

Тем временем депрессия Элеоноры усилилась до такой степени, что под угрозой оказалась ее жизнь: дочь Маркса все чаще стала поговаривать о самоубийстве… Отец всполошился и добился от Женни разрешения на брак с Проспером Оливье Лиссагаре, который ждал этого уже восемь лет. Но тут противоречивая Элеонора сама пошла на попятный. 4 июля 1880 года Лиссагаре решил воспользоваться амнистией и вернулся в Париж. Его отношениям с Элеонорой пришел конец.

Существует мнение, что в тот же момент, когда, наконец, был закончен первый перевод на английский язык первого тома «Капитала», Маркс попросил разрешения у Дарвина посвятить ему свою работу. Дарвин отклонил эту честь, ответив вежливым и сдержанным письмом, так же как холодно принял присланное ему несколько лет назад немецкое издание. В своем ответе он даже походя назвал атеистическую или антихристианскую пропаганду вредной для освобождения духа. На самом деле эта история, пересказанная всеми биографами, не вполне точна. Дарвин говорит в этом письме о другой книге, а Маркс никогда не думал, что идеи Дарвина можно применить к социальному анализу.

Однако как много общего у теории естественного отбора (приводящей к мутации видов живых существ), теории классовой борьбы (приводящей к изменению социальной структуры общества) и еще одной великой теории XIX века — теории термодинамики (приводящей к изменению состояния материи)! Во всех трех говорится о ничтожных вариациях и мощных скачках; о времени, утекающем необратимо — к хаосу, как говорил Карно; к свободе, как считал Маркс; к лучшей приспособляемости, как утверждал Дарвин. Приспособляемость свободы к хаосу — вот что объединяет Карно, Маркса и Дарвина, трех гигантов этого века.

«Анти-Дюринг» на французском языке печатался частями в газете Жюля Геда с 16 июня по 4 августа 1880 года и имел большой успех. В тот самый момент, когда учение, которое начали называть «марксизмом», было отражено в десятках газет и книг, его комментировавших, самого Маркса начали обожествлять: его друг Фридрих заказал тысячу двести экземпляров фотографии Маркса и велел ему их подписать: «С дружеским приветом, Карл Маркс. 27 июня 1880 г.». «Маркс, — писал Энгельс, — изображен на ней во всем своем олимпийском величии и с обычными для него радостью жизни и верой в победу». Один экземпляр этой фотографии позже попадет к Ленину. Началась иконографическая пропаганда. Наметились очертания новой религии. Маркс не возражал.

Осенью 1880 года Лонге вернулся в Париж, пока без Женнихен и детей (у них было тогда трое малышей). В ноябре он побывал на съезде французской Рабочей партии Жюля Геда в Гавре.

В конце года анархисты, собравшиеся в Швейцарии, в Шоде-Фон, снова предложили выйти за рамки законной деятельности и перейти в подполье. Нечаев, представлявшийся, как и Гильом, преемником Бакунина, заявлял, что революционер «не должен бояться не только крови, но и грязи, и должен уметь обращать на пользу революции ложь и клевету, подлоги и шантаж, убийство и насилие».