— Ну, а как на заставе у вашего «золотого комсорга» с агитационно-массовой? — спрашивал Коровин.

— Проводится.

— Что конкретно? Какие беседы в этом месяце? Вы в учет заглядывали?

— Нет, в учет я не смотрел, но беседовал. В вопросах текущей политики солдаты разбираются.

— «Разбираются»! И когда же ты, Иван Петрович, работать научишься? — сокрушался Коровин, переходя на «ты». Он и вправду был уверен, что Насонов в политработе зеленый юнец и что его еще надо долго учить уму-разуму.

Нет, как видно, работать Насонов «не научился». Много лет возглавляя политотдел, он не нажил той проклятой солидности, за которой, как за ширмой, прячется равнодушие. Двумя днями раньше я слушал его доклад на комсомольском собрании и с радостью узнал в уже поседевшем и раздобревшем полковнике прежнего, немного восторженного, влюбленного в людей капитана Насонова. В его докладе было столько живых наблюдений, выхваченных из жизни фактов, что у меня невольно вырвалось: «Жив курилка!».

Короче говоря, я не мог ослушаться Насонова и поехал к Виноградову. И не прогадал. Еще в дороге (а ехали мы вместе с Виноградовым) я убедился в той простой истине, что нельзя полагаться на первое впечатление. Выяснилось, что Виноградов служит на заставе девятый год. Примерно столько же и заставскому саду. Уже одного этого совпадения было достаточно. Во мне живет убеждение, может быть, чуточку наивное, что не может дурной человек вырастить дерево. А здесь целый сад, такой роскошный, и где? В пустынных, выжженных солнцем горах!

Деревья, как и люди, имеют свою судьбу. Я упросил — именно упросил — Виноградова рассказать историю сада. Он долго отнекивался, но, видя, что я не отстану, в конце концов сдался.

И вот мы сидим с ним под ветвистым тутовником, и он, не торопясь, ведет свой рассказ. На заставе тихо. Солдаты, что несли службу ночью, спят; остальных увел на стрельбище лейтенант.

— Собственно, я тут ни при чем, заслуги здесь моей нет, — начал Виноградов. — Сад заложили другие. Вот о них, если хотите, расскажу.

— Весной 1954 года, когда я после окончания военного училища приехал на заставу, никакого сада здесь не было и в помине. Кругом горы, небо да бурьян. Казарма стояла на самом солнцепеке. Спрятаться некуда. Вылезет солнце утром из-за горы и целый день глядит на тебя и печет что есть мочи. Хоть бы тучка какая набежала и дала передых. Так нет. С марта по декабрь здесь не бывает ни одного дождика. Словом, сад нужен был до зарезу. Но я тогда и мысли не имел, чтобы посадить его. Не думал об этом и тогдашний начальник заставы Королев.

Алексей Петрович Королев старше меня всего на два года. Мне было тогда двадцать один, ему — двадцать три. Двумя годами раньше он окончил то же училище, что и я. Так вот, Королеву было тогда не до сада. Он не думал задерживаться на заставе, поговаривал о том, что будет просить перевода или подаст рапорт об увольнении. Причина у него самая что ни на есть уважительная — любовь.

Была у Королева в Москве девушка, студентка-медичка, Вера. Когда я впервые увидел ее, то подумал: «У моего начальника губа не дура».

Бывает красота броская, крикливая, что ли. В такой красоте нет души, она холодная. Красота Веры иная. Она была какой-то ласковой, солнечной, радостной.

Мы познакомились в Москве. Случилось так, что я раньше Королева поехал в отпуск, и он попросил меня на обратном пути навестить Веру и передать ей письмо, а главное — попытаться уговорить ее приехать на несколько дней на заставу. «Пусть поглядит и решит. Хватит тянуть канитель», — напутствовал меня Алексей. К тому времени мы жили с ним что называется душа в душу.

Веру я уговорил. Впрочем, уговаривать ее долго не пришлось. Она сама давно подумывала «навестить Алешку, посмотреть, как он живет там в своей каменной берлоге».

Было лето, пора каникул. Вера собралась их провести в Батуми. Мы рассчитали, что она успеет побывать на заставе и вовремя попадет к морю. Короче, на другой день мы были в пути. Вера всю дорогу без умолку болтала, смеялась. Не раз она принималась расспрашивать о нашем житье-бытье, но только я начинал рассказывать, как она обрывала: «Не надо. Лучше я погляжу».

Я любовался своей спутницей, слушал ее веселую болтовню и думал: «Зря Алексей затеял эту поездку. Не станет она жить на заставе, как пить дать — не станет. А почему бы и нет? Живет же Алексей, живут солдаты!.. Но то Алексей, то солдаты. Их обязывает долг и устав. А что обязывает ее? Любовь? Ну что ж, Алексей парень хороший, неглупый, начитанный, им можно увлечься. Надолго ли? — вот вопрос. Поживет она на этих чертовых горах месяц, другой, пожарится на солнышке, убедится, что ни сегодня, ни завтра, ни через месяц ей некуда идти, что нет здесь ни театра, ни парка, ни магазинов, а главное — нет дела, и сбежит. У Алексея дело есть, он занят с утра до ночи, ему не хватает суток. А к чему она приложит свои руки, свои знания? Праздная жизнь не по ней. У Веры, как видно, натура деятельная. Да, задачка не из легких…