Эти данные дополняет доклад начальника управления политической пропаганды Северо-Западного фронта бригадного комиссара Рябчего. В нем, в частности, отмечается, что 57-я смешанная авиационная дивизия потеряла 32 % имевшихся у нее до войны самолетов, а в 8-й смешанной авиационной дивизии противником на земле было уничтожено 156 самолетов (МиГ-3 – 67, И-16 – 20, И-153 – 59, И-15 и других марок – 10). Рябчий в своем докладе делает совершенно обоснованный вывод: «Большие потери материальной части привели к тому, что, во-первых, действия нашей авиации в первые дни боев были расстроены, а боевая их работа сужена; во-вторых, значительное число летчиков осталось без самолетов; и, в-третьих, что самое главное, противник получил господство в воздухе» [55] .

Стремительное наступление противника, особенно на вильнюсском и каунасском направлениях, вынудило уже вечером 22 июня начать отводить авиачасти в глубь территории Прибалтики. Так, командир 8-й авиадивизии полковник В.А. Гущин получил приказ эвакуировать самолеты и личный состав из Каунаса в район Маркистова. В формируемом около Рассейняй 240-м истребительном авиационном полку летчиков не хватало, и поэтому пришлось сжечь шесть И-15бис и один У-2. Как отмечалось в «Годовом отчете о боевой деятельности Военно-воздушных сил Северо-Западного фронта»: «…Военно-воздушные силы… фронта война застала в период перевооружения истребительных и бомбардировочных авиационных полков на новую материальную часть… Поэтому в истребительных авиационных полках на передовых аэродромах получилось по два комплекта самолетов (И-153 и МиГ-3, И-16 и МиГ-3). Впоследствии все заштатные самолеты были уничтожены налетами авиации противника и уничтожены эвакуационными командами из-за невозможности транспортировки в тыл в связи со скоротечной обстановкой» [56] .

В других случаях, наоборот, в полках почти не осталось исправных самолетов, и по дорогам двинулись колонны летно-технического состава. 29 июня командование 8-й смешанной авиационной дивизии попыталось учесть хотя бы самолеты новых типов. Например, по 15-му истребительному авиационному полку были представлены следующие данные: из 61 МиГ-3 в строю осталось только 6 машин. Выяснилось, что 5 «мигов» погибли в бою, 10 передали в другие части, 2 разбито в катастрофах, а остальные или уничтожил противник в ходе налетов на аэродромы, или их пришлось взорвать самим ввиду невозможности эвакуации. Только на аэродроме Поцукай, поспешно отступив, бросили 13 исправных МиГ-3.

Обстановка неразберихи, отсутствие твердого руководства принесли больше ущерба, чем непосредственно бомбардировки и обстрелы немецкими самолетами. Так, из 381 бомбардировщика СБ, имевшегося в семи авиаполках фронта, было потеряно от действий вражеской авиации и зенитного огня с земли в первый день войны 17 машин. На следующий день потери от подобного воздействия противника составили 20–25 таких самолетов, а между тем общее количество всех бомбардировщиков по состоянию на 24 июня сократилось с 397 до 216, то есть на 181 боевую машину [57] .

Значительные потери в самолетах, а также постоянные доклады наземных войск об отсутствии авиационного прикрытия послужили поводом для отстранения от должности командующего ВВС фронта генерала А.П. Ионова, его заместителя по политчасти полкового комиссара И.В. Машина и начальника штаба комбрига С.С. Крупина. Еще через несколько дней Ионов был арестован. Его обвинили в некомпетентном руководстве, вредительстве и связях с врагами народа. 13 февраля 1942 г. он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян через 10 дней. Реабилитировали А.П. Ионова посмертно в 1955 г. [58] .

С самого начала агрессии приграничные сражения советских войск развивались совсем не так, как это виделось военно-политическому руководству накануне войны и планировалось штабами округа и армий. В первые же часы боевых действий противнику удалось достичь значительных успехов. В оперативных сводках ОКХ, в частности, отмечалось: «…Внезапность при переходе границы полностью удалась… на отдельных участках по-прежнему лишь разрозненное сопротивление плохо управляемого противника» [59] .

На правом фланге 8-й армии вражеский удар приняли на себя части 10-й стрелковой дивизии генерал-майора И.И. Фадеева. Ее 62-й стрелковый полк в ночь на 22 июня был выдвинут на заранее подготовленные полевые позиции. Противник начал наступление одним пехотным полком с танками на Палангу, а другим – на Кретингу. Его первые атаки были отражены, однако остановить наступление численно превосходящих сил врага на Кретингу 62-й стрелковый полк оказался не в состоянии. К 6 часам немецким подразделениям удалось захватить город и выйти в район Паланги, который оборонял 1-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Х. Сафиуллина.Батальон, поддержанный 1-м дивизионом 30-го артиллерийского полка, вел оборонительный бой на побережье в полном окружении. К 11 часам он потерял до 50 % своего личного состава. К 12 часам дня в артдивизионе, орудия которого вели огонь с открытых огневых позиций прямой наводкой, не осталось ни одного снаряда. Орудия пришлось бросить, предварительно сняв с них и закопав в лесу затворы. Ценой больших потерь пехотинцам и артиллеристам удалось прорваться из окружения. Лишь через несколько дней они смогли соединиться с частями дивизии.

В первый день войны упорные бои вели и подразделения 204-го стрелкового полка 10-й дивизии. Его 3-й батальон под командованием старшего лейтенанта Варшавского в течение дня несколько раз поднимался в контратаки и удерживал свои позиции до получения приказа на отход. В районе Кулей он с боем вырвался из окружения. В целом к исходу 22 июня 10-я стрелковая дивизия, отражая удары соединений левого фланга и центра 18-й немецкой армии, вела боевые действия под угрозой полного окружения, так как она была глубоко охвачена с флангов [60] .

Главный удар в полосе 8-й армии противник нанес силами 4-й танковой группы и правофланговых соединений 18-й армии на шауляйском направлении против 90, 125-й и находившихся на границе трех батальонов 48-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса. Вот что писал о начале боевых действий его командир генерал-майор М.С. Шумилов: «Война началась в 4.00 22.6.41 г. … Мной немедленно было доложено командующему 8-й армией, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляя. Получил приказ: «Огня не открывать! На провокацию не поддаваться!» Но войска без приказа открыли ответный огонь» [61] .