Подняла взгляд и увидела старика, который смотрел на нее полными слез глазами, прижимая к груди шляпу. Губы у него дрожали.

– Вот и все! – отрезала она.

В столь жаркий день всякий нормальный человек оделся бы легко, но Меркатто, из свойственного ей духа противоречия, вырядилась с головы до ног в доспехи. Следовательно, единственное, что оставалось Морвиру, – это целиться в ее незащищенное лицо. Впрочем, чем меньше мишень, тем больший и заманчивый вызов она бросает стрелку, наделенному столь многими и выдающимися уменьями. Он сделал глубокий вдох.

К его ужасу, в решающий момент Меркатто, устремив взгляд себе под ноги, чуть сдвинулась, и стрелка, пролетев буквально в волоске от ее лица, отскочила от одной из колонн Сенатского дома.

– Черт! – прошипел Морвир, уже нашаривая в кармане другую стрелку, снимая с нее колпачок и заряжая трубку заново.

Но злая судьба, преследовавшая его с самого рождения, вмешалась и на этот раз, едва он приложил губы к трубке, Меркатто завершила свою бездарную речь нелепым: «Вот и все!» Толпа разразилась восторженными аплодисментами, и какой-то человек, стоявший рядом с подворотней, где таился Морвир, столь рьяно захлопал в ладоши, что толкнул его под локоть.

Смертоносный снаряд, даже не долетев до мишени, бесследно сгинул в толпе перед помостом, повскакавшей на ноги. А фермер, который своей неистовой жестикуляцией помешал ему добраться до цели, широколицый, с задубелыми руками, без искры интеллекта в свинячьих глазках, повернулся и уставился на Морвира с подозрением.

– Эй, что это вы тут…

Попытка покушения бесславно провалилась, будь прокляты все фермеры.

– Нижайше прошу прощения, но не подержите ли вы эту штучку, всего секундочку?

– А? – Тот уставился на трубку, которая внезапно оказалась в его мозолистой руке. – Ой! – Морвир кольнул его в запястье надлежащим образом подготовленной иглой. – Какого черта?..

– Покорнейше благодарю. – Морвир забрал у него трубку и сунул ее вместе с иглой в один из множества потайных карманов.

Подавляющему большинству людей требуется немало времени, чтобы по-настоящему распалиться. Предварительный ритуал обычно включает в себя угрозы, оскорбления, выпячивание груди, пихание друг друга и тому подобное. Мгновенное действие им совершенно несвойственно. Поэтому взгляд виновника провала только начал наливаться злобой.

– Эй, ты! – Он вцепился в отвороты куртки Морвира. – Я тебя…

В следующий миг глаза фермера потускнели, колени подогнулись. Он пошатнулся, заморгал и вывалил язык. Морвир подхватил его под руку, охнул, когда тот навалился на него всей тяжестью, и кое-как опустил наземь. В спину при этом вступила острая боль.

– Чегой-то с ним? – прорычал кто-то.

Подняв голову, Морвир увидел еще несколько таких же, сельского обличия детин, меряющих его хмурыми взглядами.

– Переизбыток пива! – повысил он голос, стараясь перекричать гам на площади, и фальшиво хихикнул. – Приятель мой изрядно захмелел!

– Захме… что?

– Напился! – Морвир подался ближе. – Уж очень рад был, что госпожой наших судеб станет знаменитая Змея Талина! Как и все мы, верно?

– Угу, – буркнул один, явно понявший не все сказанное, но отчасти успокоенный. – Конечно. Меркатто! – выкрикнул он, и обезьяноподобные дружки его радостно загалдели.

– Наша по рождению! – завопил другой, потрясая воздетым кулаком.

– О, это так, разумеется! Меркатто! Свобода! Надежда! Избавление от скотской глупости! То, что нам надо, друзья! – И Морвир, кряхтя от натуги, поволок здоровенного фермера, ставшего здоровенным трупом, в сень подворотни.

Там, разогнув ноющую спину, поморщился. И, убедившись, что никто больше не обращает на него внимания, нырнул в толпу. Кипя негодованием. И впрямь не было никаких сил смотреть, как пылко эти слабоумные приветствуют женщину, которая вовсе не среди них родилась, а в лесах на самом краю талинской территории, где граница, как известно, понятие растяжимое. Эту жестокосердную и лживую интриганку, соблазнительницу учениц, убийцу, блудницу, воровку низкого происхождения, не имеющую ни грана совести, единственным основанием для прихода к власти которой послужили вечно угрюмый вид, несколько побед против некомпетентного противника, упомянутая ею самой склонность к быстрому действию, падение с горы да случайно доставшаяся от природы весьма привлекательная внешность.

Морвир опять вынужден был прийти к выводу, который делал довольно часто – красивым на свете живется несоизмеримо легче.

С тех пор, как Монца поднималась по извилистой тропе в Фонтезармо, перешучиваясь с братом, изменилось многое. Не верилось даже, что прошел всего год. Самый страшный, самый безумный, самый кровавый год в ее жизни. За это время она успела вознестись из мертвецов в герцогини и вполне еще могла успеть пасть обратно.