Шрифт:
– Рыл из кормушки не вынимали. Но все трое предали меня, как тебя в свое время. Так что ничего нового ты мне сказать не можешь.
– Никто не бывает благодарен в конечном счете. Ни за победы, которые им приносишь. Ни за деньги, которые даешь. В какой-то миг ты им надоедаешь, и как только учуют что получше…
Терпение Монцы лопнуло. Командиру нельзя раскисать при подчиненных. Женщине-командиру – тем более.
– И как этакий знаток человеческой природы докатился до состояния одинокого нищего пропойцы, а, Коска? Не притворяйся, будто я не давала тебе шанса – тысячу раз. Ты профукал их, как все, что имел. И сейчас меня интересует один вопрос – этот ты тоже собираешься профукать? Сделаешь, о чем я прошу? Или останешься мне врагом?
Коска ответил ей печальной улыбкой.
– Для людей нашей профессии враги – предмет гордости. Если жизнь нас с тобой чему-то и научила, так это тому, что приглядывать нужно за друзьями. Мои поздравления повару.
Он бросил вилку в тарелку, встал и удалился из кухни почти по прямой линии.
Монца обвела взглядом угрюмые лица оставшихся за столом.
«Врагов своих не бойся, – писал Вертурио. – Бойся друзей».
Кучка головорезов
По заброшенному складу гуляли сквозняки. Сквозь щели в ставнях внутрь пробивались тонкие лучи света, разрисовывая яркими полосками пыльные половицы, сваленные в углу пустые ящики, поверхность стола, стоявшего посреди комнаты. Трясучка рухнул на расшатанный стул рядом. В голень вдавилась рукоять ножа, который выдала ему Монца. Болезненно напомнив о том, для чего он нанят, о том, что жизнь становится еще опасней и страшней, чем дома, на Севере. И сам он не только не делается лучше, но, напротив, даже опускается. С каждым днем все ниже.
Так какого же дьявола он здесь торчит? Потому, что хочет Монцу?.. Это так, вынужден был признать Трясучка, и то, что после Вестпорта она держится с ним холодно, только усиливает его тягу. Потому, что ему нужны деньги? И это так. На деньги можно чертовски много всего купить. Потому, что ему нужна работа? Да. Потому, что он в этой работе силен? Да.
Потому, что работа его радует?..
Трясучка нахмурился. Некоторые люди не созданы для того, чтобы делать добро. Может, и он из таких?.. Уверенности в том, что бытие хорошим человеком стоит приложенных усилий, оставалось с каждым днем все меньше.
От этих мыслей его отвлекла хлопнувшая дверь. Из комнат наверху, где устроены были спальни, спустился по скрипучей деревянной лестнице Коска, почесывая красную сыпь на шее.
– Доброе утро.
Старый наемник зевнул.
– И вправду утро… Уж и не помню, когда видел его в последний раз. Красивая рубашка.
Трясучка поддернул рукава. Черный шелк, блестящие костяные пуговицы, богатая вышивка на манжетах. Сам он выбрал бы что попроще, конечно, но Монце понравилась именно эта рубашка.
– Не замечал.
– Когда-то и я любил красиво одеться. – Коска уселся на другой расшатанный стул, рядом с Трясучкой. – Брат Монцы тоже, между прочим… помнится, была у него рубашка, точь-в-точь такая.
На что пытается намекнуть старый ублюдок, Трясучка не понял. Но понял со всей уверенностью, что вряд ли ему доставит удовольствие это слышать.
– Да?
– Она, конечно, много рассказывала о брате? – Коска улыбнулся как-то странно, словно ему известно было что-то, чего Трясучка не знал.
– Говорила, он умер.
– Понятно.
– Еще говорила, что горюет по нему.
– Уж в этом не сомневайся.
– Мне следует знать больше?
– Побольше знать нам всем не мешало бы. Однако это ее дело, не мое.
– Где она? – рявкнул Трясучка, чье терпение подошло к концу.
– Монца?
– Кто ж еще?
– Она не хочет, чтобы ее видели раньше времени. Да ты не волнуйся. Я нанимал бойцов по всему Земному кругу. Лицедеи – тоже дело нехитрое. Или ты имеешь что-то против того, чтобы отбором занимался я?
Против Трясучка имел много чего, зная, что единственной заботой Коски очень долгое время была бутылка. Отец Трясучки, после того как Девять Смертей убил его старшего сына, отрезал ему голову и подвесил к штандарту, тоже начал пить. Пить, и буянить, и трястись с похмелья. Не в силах больше решать, что хорошо, что плохо, он потерял уважение своих людей, разрушил все, что построил, и умер, не оставив Трясучке ничего, кроме недоброй памяти.
– Не доверяю я пьющим людям, – брякнул он напрямик. – Человек начинает пить, потом становится слабым, потом теряет разум.