Шрифт:
В 1385 году, готовясь к войне на севере с соединенными силами шотландцев и французов, Ричард счел необходимым распорядиться о попечении над его имениями и об удобствах его семьи в его отсутствие. Он официально поручил троим друзьям Чосера, сэру Луису Клиффорду, сэру Ричарду Стэри и сэру Филипу Вашу, наряду с другими рыцарями и сквайрами заботиться об «удобстве и безопасности его матери [принцессы Иоанны], в какой бы части королевства она ни жила, и оказывать ей прочие услуги, сообразные с положением столь знатной госпожи». Надо полагать, аналогичные распоряжения он отдал и в отношении своей супруги-королевы, и Чосеру, безусловно, отводилась в них определенная роль. 6 апреля 1385 года Ричард пожаловал Чосеру 10 фунтов стерлингов (2400 долларов). Эта сумма, выплаченная в порядке займа или предварительного вознаграждения, не имела отношения ни к жалованью на таможне, ни к его рентам и была вручена Чосеру в Элтеме «в его собственные руки». Как явствует из других документов, поэта не было в Лондоне в апреле, июне и снова в октябре, когда он наверняка уже жил в Кенте – иначе его не могли бы назначить (12 октября) мировым судьей вместо покойного Томаса Шарделоу.
В обязанности Чосера, как смотрителя Элтема, Шина и Розерхита, входило, помимо прочего, надзирать за любыми строительными работами, которые производились в этих королевских имениях, за содержанием в исправности и ремонтом больших жилых домов, служб (сараев, конюшен, будок, надвратных строений и т. д.), садов и садовых стен, парковых оград, прудов и рыбных садков, мостов и аллей. Смотритель должен был заботиться о покупке и доставке строительных материалов, расплачиваться с временными рабочими, платить жалованье постоянным работникам – сторожам, лесникам, садовникам – и вести подробный бухгалтерский учет. Это была, по всей очевидности, хлопотная, трудная работа. Но хотя порученный Чосеру надзор за порядком в королевских имениях никоим образом не был синекурой, эта должность имела для поэта свои привлекательные стороны, с лихвой вознаграждавшие его за все труды и заботы. Королевские имения славились своей великолепной живописной красотой. Фруассар рассказывает о длинных аллеях Элтема, увитых виноградными лозами, а разнообразные стихи и картины той эпохи дают нам некоторое представление о том, в чем состояла красота тех ансамблей: ухоженные леса и заповедные оленьи парки; дорожки, обрамленные подстриженным кустарником, с которых неожиданно открывался вид на тихое озеро в кувшинках; долина, пестреющая цветами; наполовину скрытая плющом усыпальница; пещера древнего отшельника.
В поэтических произведениях, созданных Чосером в Гринвиче, ясно просвечивает восхищение прелестью сельской жизни. При всем том, что легкий, шутливый пролог к «Легенде о добрых женщинах» представляет собой отчасти насмешку над сентиментами любителей природных красот, он полон метких наблюдений природы, сделанных с любовью, а не только ради использования их в аллегорических целях. Воспевая маленькие красные и белые английские маргаритки, которые сплошь и рядом использовались в поэзии XIV века по аллегорическим соображениям, Чосер приводит такие подробности, благодаря которым у нас создается впечатление, что он действительно – и не раз – совершал ранним утром прогулку по росистому лугу. Он рассказывает, как рассыпались маргаритки по всей лужайке, превратив ее в узорный ковер, как, проснувшись поутру, цветы поднимают головки, раскрываются и смотрят на солнце, а в сумерках опять закрываются. И он отдает дань восторженного поклонения полевым цветам:
…Я чуду этому не надивлюсь! Пред ними на колени становлюсь, Чтоб рассмотреть, как яркие цветки На солнце раскрывают лепестки; Как на ковре из трав, лаская взор, Они сплетают красочный узор. А нежный маргаритки аромат Ее мне делает милей стократ…С этой же любовью к природе мы, разумеется, сталкиваемся в начальных строках «Общего пролога» к «Кентерберийским рассказам» или, например, в описаниях сельской жизни в «Рассказе рыцаря», «Рассказе мельника» и «Рассказе мажордома» – вещах, написанных примерно в это время.
Вероятно, в тот же период своей жизни Чосер близко познакомился с теми типами сельских жителей, которые он увековечил потом в «Кентерберийских рассказах». Каждому читателю с первого взгляда видно, с каким великолепным мастерством изображает Чосер таких тертых деревенских жителей, как мажордом и мельник, или восхитительных юных селянок вроде Алисон, жены старого плотника. Но читатель может не заметить, как искусно обрисовывает он второстепенные характеры. Взять, к примеру, бедную вдову из «Рассказа монастырского капеллана». Старуха вдова, являющая собой совершенный образец «простой крестьянки», умышленно противопоставлена автором ее гордому петуху Шантеклэру; однако Чосер со свойственной ему лукавой иронией подсмеивается даже над этим идеальным типом христианской скромности, отказываясь от какого бы то ни было сентиментального умиления. Он пишет:
Она с тех пор, как мужа потеряла, Без ропота на горе и невзгоды Двух дочерей растила долги годы. Какой в хозяйстве у вдовы доход? С детьми жила она чем бог пошлет. Себя она к лишеньям приучила, И за работой время проходило До ужина иной раз натощак. Гуляли две свиньи у ней и хряк, Две телки с матерью паслись на воле И козочка, любимица всех, Молли. Был продымлен, весь в саже, дом курной, Но пуст очаг был, и ломоть сухой Ей запивать водою приходилось — Ведь разносолов в доме не водилось. Равно как пища, скуден был наряд. От объеденья животы болят — Она ж постом здоровье укрепила, Работой постоянной закалила Себя от хвори: в праздник поплясать Подагра не могла ей помешать. И устали в труде она не знала. Ей апоплексия не угрожала: Стаканчика не выпила она Ни белого, ни красного вина. А стол вдовы был часто впору нищим, Лишь черное да белое шло в пищу: Все грубый хлеб да молоко, а сала Иль хоть яиц нечасто ей хватало. Коровницей та женщина была И, не печалясь, с дочерьми жила. [246]246
«Кентерберийские рассказы», с. 217–218.
Если жизнь этой доброй старой женщины служила посрамлению роскоши сильных мира сего, то и жизнь сильных мира сего бросает иронический отсвет на образ жизни старухи вдовы. Терпение, простота и неприхотливость похвальны, но у вдовы ведь нет выбора, ибо «какой в хозяйстве у вдовы доход?». Ей не нужны пряные соусы, от которых «животы болят», потому что нет у нее на столе изысканных мясных блюд, которым они могли бы послужить лакомой приправой, – «ведь разносолов в доме не водилось». В том же духе Чосер продолжает рисовать портрет вдовы-крестьянки, лукаво подтрунивая над бедными и над богатыми, но неизменно сохраняя уважительный тон. В ту пору, когда придворные – современники Чосера начинали придавать чрезмерно большое значение вопросу о том, когда следует пить красное вино, а когда белое, старуха вдова благоразумно не пьет никакого вина – потому что его у нее нет. И в то время как жизнь в роскоши чревата подагрой, лишающей богача возможности «в праздник поплясать», простые богобоязненные крестьяне не болеют подагрой – впрочем, если подагра и не могла им помешать пуститься в пляс, они все равно не плясали, считая это занятие греховным. Так же тепло, с любовью и юмором, искусной и уверенной рукой написаны все прочие портреты сельских жителей, созданные Чосером на рубеже 80-х и 90-х годов. Одно из преимуществ жизни в Кенте, безусловно, заключалось в том, что она снабдила Чосера богатым новым материалом.
Работа в Гринвиче имела для Чосера и еще одно преимущество. Хотя он состоял на службе у короля, всю свою жизнь он в более глубоком смысле был служителем королевы. Он служил графине Ольстерской, королеве Филиппе, Бланш Ланкастер, отчасти и Алисе Перрерс. Теперь, в середине 80-х годов, он довольно регулярно прислуживал королеве Анне, которую по меньшей мере один раз с любовью упомянул в «Троиле и Хризеиде» и для развлечения которой писал в ту пору «Легенду о добрых женщинах» и начал писать «Кентерберийские рассказы». Вероятно, он более или менее регулярно читал ей свои произведения, как это изображено на фронтисписе одного из списков «Троила», и, по-видимому, сопровождал королеву Анну в ее путешествии в Уоллингфордский замок, где она гостила в июле и августе 1385 года у принцессы Иоанны. Обе женщины относились друг к другу с большой любовью, а Иоанна была теперь слишком больна, чтобы поехать в гости к Анне, как она делала это прежде. Обеим Чосер, согласно общепринятой трактовке, адресовал комплименты в прологе к «Легенде».