Хамид подошел к стойлу и неожиданно заметил там какую-то темную фигуру. Это был его напарник.

Бедняга, не желая беспокоить спящего в шалаше Хамида, не нашел для себя более мягкой и покойной постели. Легким прикосновением руки Хамид разбудил его. Батрак спросил, поужинал ли Хамид, — ведь еду приносили из села, когда он спал в шалаше. Один на один со своими страхами, Хамид и думать забыл о еде. Теперь же аппетит у него разыгрался, и он пригласил работника перекусить с ним.

После ужина он улегся опять, не в силах противиться пьянящей неге ночного ветерка, уносившего душу в мир сладких сновидений. Он отдался покою под кровом своего шалаша, или скорее навеса, потому что там были только две стенки, образующие угол, из которого открывался вид на бескрайние просторы полей. Хамид словно провалился в бездну сна, ничего больше не слыша и не ощущая. Он не проснулся бы даже от самого сильного шума — так он был переутомлен. Его сразили палящий зной и страх одиночества.

Проснулся Хамид в прекрасном расположении Духа. Вокруг царила непроглядная тьма, высоко над ним был натянут бархатный полог, усеянный звездами. Он уселся возле скрипящего водяного колеса, чтоб поговорить с батраком. Но тот, закутавшись в свой плащ, сладко дремал, а бык сам, без понуканий, ходил по кругу. Но вот бык остановился, и сон мигом слетел с крестьянина. Он закричал на животное и снова закрыл глаза. Хамид сделал еще одну попытку заговорить с ним, но работника окончательно сморил сон, он лишь изредка, показывая, что слушает Хамида, бормотал свое «ага».

Перед восходом луны сияние звезд стало меркнуть, и наконец появилась луна, ущербная, с чахлым румянцем, как бы пристыженная оттого, что запоздала. Открыв миру свой лик, луна осветила землю призрачным светом, под которым заблестели посевы, до этого черные и угрюмые. Легкий ветерок пронесся по огромному пространству над спящими травами, опьяненными его свежестью и прохладой проточной воды. Бык, вращавший колесо, продолжал свой путь, ни на минуту не останавливаясь, а хозяин его спокойно дремал. Хамид с радостью слушал однообразную музыку ночи, любуясь то близкой линией горизонта, то лунной дорожкой на зыбкой воде канала.

В молчании ночи он размышлял о многообразии жизни. Сколько чудес, повергающих в изумление разум, сокрыто там, за горизонтом? Сколько там живых душ! Им нет числа. А он, Хамид, так близко от них, и ничего о них не знает! Скрип колес, находящихся в отдалении, скрадывается расстоянием. Чем заняты люди, работающие возле них? Молчат они, погруженные в свои думы, или усердно трудятся на поле? Руки феллаха на рукоятке архимедова винта, и бык помогает своему хозяину. Это облегчает и ускоряет работу. И все живое наслаждается свежим ветерком, водой, тишиной и сумраком ночи так же, как наслаждается всем этим и он сам.

А звезды! Как удивительны эти небесные волшебницы, сияющие доброй улыбкой. Неужели они, эти крошечные точки, были свидетельницами начала творения, и пребудут вечно, в то время как наша жизнь — лишь краткий миг? Несмотря на столь высокое свое положение, звезды скромны и малы, как будто ход времени научил их, что глупо гордиться своим долголетием, что и большое и малое существует под властью необъятного. И разве это не удивительно, что они могут держаться там, в космосе, оцепенев в неподвижности или же медленно перемещаясь так, что это почти незаметно для глаз.

А что там, под землей? Кто знает? Там могила мертвого и колыбель живого, корни деревьев и трав, покой смерти и грохот вулканов! Там то, чего мы не ведаем.

Как бледна луна! Если верно, что на ней обитают живые существа, то это, должно быть, влюбленные, которые пылают такой страстью к предмету своей любви, что превратились в слабые, бледные призраки. Хамид долго глядел на эту светящуюся планету, будто вопрошая ее, а она молчала, тихо и плавно плывя по небосводу.

Небо снова поблекло, звезды почти угасли. Близилось утро. Хамид встал и направился в поля, чтобы посмотреть, хорошо ли вода напоила землю. Он дошел до конца залитого водой рисового поля, остановился и посмотрел на внезапно потемневшее небо. Но то была темнота, которая наступает на краткие мгновения перед самым рассветом. Небо тотчас прояснилось, и Хамид вернулся в свой шалаш. Он подозвал батрака и велел разжечь костер, чтобы разогреть остатки еды. А там, далеко из-за горизонта, солнце уже высылало своих предвестников. Хамид и работник прошли в молельню и уселись там в молчании. Хамид пристально смотрел на великолепный восход, на золото, разливающееся по небу. Вот оно озарило край поля, и сразу же выкатился огромный солнечный шар, чуть колеблясь между небом и землей, как в райской колыбели. Розовая дымка постепенно растаяла. Солнце поднялось быстро, потом приостановилось, и вот оно уже недвижно висит в небе, заливая землю морем огня и света, могучее, способное испепелить все вокруг. И пришел долгий день с его шумом и гамом.

Когда возвестили о наступлении полдня, Хамид снова удалился в свой шалаш. Проснулся он только на закате. Эта ночь прошла так же, как и первая, правда, на этот раз луна запоздала еще на полчаса.

Так дни шли за днями. По ночам, оставаясь в одиночестве, ласкаемый прохладным ветерком, Хамид думал о небе, о земле, о далеких людях, бессловесных животных, скрывающих в своем молчании какую-то удивительную тайну. Он давно уже привык к скрипу колеса, хоть немного оживлявшего сонное оцепенение. Этот скрип в глубоком безмолвии ночи сближал его с людьми. Одиночество больше не тяготило его.