Шрифт:
(Ты только представь, как в этой маленькой головке рождается некоторое подобие мысли…)
Он облизал губы. Ему вдруг захотелось напиться. Вдрызг, как раньше, чтобы возвращаться домой, нащупывая дорогу, спотыкаясь в розовом тумане, что становился вдруг осязаемым, наполнял душу смыслом. И все проблемы съеживались до размеров горошины, становились несущественными.
Сергей мотнул головой. Колокольчики звякнули, и наступила тишина.
Он молчал, рассматривая столешницу. Молчала Надя, вытирая слезы, и только пламя гудело в латунных форсунках, словно рой пчел.
Что-то было не так в этом разговоре. Это было похоже на игру в слова. Когда окончание каждого слова служило началом следующего. Вот только, похоже, один из них мухлевал, пытаясь увести цепочку слов не туда, куда следует…
(Что-то не так. Посмотри на нее, малыш — толстушка себе на уме. Парень, это же ясно как божий день.)
— Маленькие секреты — пробормотал он.
— Что? — спросила Надежда. — Что ты сказал?
— Нет… ничего — спохватился Сергей.
Все хорошо. Все просто отлично.
(Хей-хо, крошка — все в порядке)
И если кто-то сует свой маленький носик не в свои дела, то у него очень скоро могут появиться очень серьезные проблемы. Тем более, если у этого кого-то есть нехорошие секретики. Маленькие гребаные скелетики в шкафу…
— Ладно, я наверх. — Сергей отставил недопитый стакан молока, и вышел из кухни, всем своим видом демонстрируя серьезность намерений человека, у которого слишком мало времени, чтобы тратить его на всякую ерунду, вроде словесных перепалок с вконец зарвавшейся супругой.
Надя осталась сидеть за столом. Она рассматривала хлебные крошки, которые сложились в причудливый рисунок на поверхности стола. Все будет хорошо, подруга, главное держать себя в руках.
(И не совать свой любопытный нос, в проход, отгороженный пыльными шторами…)
И да прибудет в тебе уверенность в завтрашнем дне. Вот так вот, крошка…
8. Апрель
Весна ворвалась в их размеренную жизнь. Забросала грязью, что осталась от стаявшего снега, растопила душу, ожиданием теплых деньков.
Солнце жарило так, что от остывшей земли поднимался легкий дымок. Сергей, глупо улыбаясь, выключил осточертевший своим гудением обогреватель. Потрескивали обои на остывающей стене, и Надежда в который раз, с тоской представила себе грядущие хлопоты по приведению комнаты в божеский вид.
Сергей вышел на крыльцо, счастливо потягиваясь, подставив лицо скупым лучам солнца. Зима ушла, забрав с собой тоскливое оцепенение, ожидание чего-то дурного. Весна — его время. Еще немного, и все будет в порядке. Нужно немного… подождать, и тогда все проблемы уйдут, осядут пеной в пивном бокале, растворятся, сгинут ко всем чертям.
Теперь, когда чертово снежное покрывало растаяло, и весна обнажила землю, можно будет пройтись хозяйским взглядом по двору, прикинуть что к чему, и начать, наконец, наводить порядок.
"Москвич" тоскливо стоял во дворе, всю зиму покрытый одеялом из снега. Теперь же он искрился на солнце, словно предлагая хозяину прокатиться, благо погода позволяла немного отвлечься от казавшегося бесконечным, зимнего сплина.
Сергей деловито попинал ногой шины автомобиля, после чего пожал плечами и оставил колымагу в покое. В конце концов, это не его забота, следить за тещиным подарком. Пускай Надежда сама возится с машиной.
От калитки и до самого дома, стаявший снег оставил одно сплошное болото. Грязи было столько, что впору было надевать резиновые сапоги. Вообще весна свалилась, как снег на голову — Сергей улыбнулся удачному каламбуру. Ничего — еще пара таких деньков, и от зимы останутся только воспоминания.
Природа ожила, заиграла невесть откуда взявшимися цветами. Словно на блеклый, выцветший холст, вылили ведро краски, и размазали затем небрежными движениями кисти. Зачирикали воробьи, до сей поры, ютившиеся под крышей, зимуя молчаливыми клубочками пуха.
Сергей пошел по тропинке вдоль дома. Местами штукатурка отвалилась, явив красный облупившийся кирпич. Оконные рамы облезли, краска свисала лохмотьями, теперь придется долго скоблить ее щеткой, чтобы можно было покрасить окна. Забор местами покосился, безупречная ранее прямая, превратилась в причудливую кривую — старые доски провисали в разные стороны.
С соседями явно не повезло — в таких же старых домах доживали свой век полубезумные старухи, что маячили иногда скорбными тенями, пристально всматриваясь, что же там происходит за прогнившими калитками. Двор, что соседствовал со стороны огорода, вообще находился в полном запустении. Там никто не жил, и останки небольшого домика с трудом выглядывали из-за зарослей бурьяна и кустов клена.