На стенах можно было различить мозаики, выложенные разноцветными камнями, которые, освещаясь таинственным светом, изображали сцены из старинных легенд. Они пестрели драконами и единорогами, крылатыми существами, чудовищами из бездн и могущественными армиями. Каждая их мозаик переливалась всеми цветами радуги, хотя на каждой преобладал какой-то один: багрец или золото, аметист или топаз, зелень или лазурь.

Венец творения являл собой водопад, находившийся в самом центре скального собора.

Проходя по акведуку, выполненному в форме клюва, вода низвергалась и исчезала в круглом отверстии на полу.

Все молчали, и первым, как ни странно, заговорил Гврги:

– Чудесно, но позади нас не все так чудесно. Идти дальше.

– Он прав. Это подтверждает старую истину о том, что красота может быть убийственной, – заметил Бурин, не отрывая глаз от этой неслыханной роскоши.

Они были вынуждены продолжить свой путь. Спутники были в самом центре собора и подошли к водопаду, когда позади них вновь раздался рык преследователей.

Ким обернулся и увидел, что в нескольких местах воздух мерцает. Псы-призраки уже здесь и готовятся к нападению. Больше ничто не сможет их сдержать.

Они застыли. Ким заметил, что эльф поднял вверх свое кольцо.

– Уходите! – решительно сказал Гилфалас. – Я их задержу.

– Но… – начал было возражать Фабиан. Однако Гилфалас не потерпел возражений:

– Исчезните! Сейчас – мой бой.

– Знаешь, а ведь он прав, – обернувшись к принцу, сказал Бурин. – Мы должны попасть в Империю. Только это сейчас важно. Мы вынуждены чем-то жертвовать. Когда речь заходит о главном, мелочи в расчет не принимаются.

Фабиан колебался. Честь заставляла его сражаться, какой бы безвыходной ни была ситуация. Но в конце концов в незримом бою, происходившем в его душе, победу одержали ответственность, его долг по отношению к своей родине и по отношению к народам мира, чья судьба находилась в его руках.

– Бежим! – приказал Фабиан, и Киму показалось, что в глазах друга заблестели слезы.

Они побежали. Но когда до них донесся вой псов, Ким мгновенно потерял контроль над собой. Из глубины души в нем поднялся смертельный страх и парализовал все чувства. Но если бы ему удалось взглянуть на бегущих рядом товарищей, то он бы понял, что у них дела обстоят не много лучше.

Ким не слышал собственного, наполненного страхом нечленораздельного крика. Он снова чувствовал себя запертым в крольчатнике; гигантской лисицы не было видно – пока не было видно, но она где-то притаилась, это он знал наверняка.

В его сознание постепенно проникало безумие. Он в разные стороны крутил головой, как будто что-то искал.

А потом все прекратилось…

Он был свободен.

Ким шатался, как пленник, с которого только что сняли оковы. Вой псов-призраков доносился уже откуда-то издалека, подобно далекому эху.

Ким взглянул на Гилфаласа. Фигура эльфа внезапно стала казаться освещенной голубым светом и размытой, как будто находилась в тумане. Ким прищурил глаза, но картина не стала четче. Между его спутниками и псами-призраками возникло что-то наподобие стены из голубого стекла, освещаемой исходящим изнутри сиянием.

Гилфалас находился на той стороне, где были псы.

Эльф стоял гордо выпрямившись. Воздух мерцал, и это мерцание двигалось в направлении Гилфаласа. Тени наступали из дальних углов и были подобны кометам, только кометам из тьмы, а не из огня, и у этих теней имелись морды, клыки, когти…

Голубая стена света задрожала, когда на неё наскочила первая из тварей. За ней последовали другие. Световой экран вспыхивал, трескался…

В это мгновение Гилфалас бросился бежать.

Голубой свет, исходивший из его кольца, все ещё окутывал его, а тени следовали за ним, как мотыльки, летящие к пламени, как собаки, бросаюшиеся на раненую птицу. Гилфалас бежал к водопаду. Свора псов-призраков кружила вокруг него, стараясь проникнуть сквозь защиту.

Последний раз эльф задержался на краю пропасти. Он склонился под тяжестью вцепившихся в него теней. Ким видел его лицо: оно было искажено диким страхом, находящимся за гранью рассудка. Ким увидел, что эльф открыл рот, но из него не вырвалось наружу ни слова, ни крика.

Затем Гилфалас перепрыгнул плоскую, искусно выполненную балюстраду и вместе с поблескивающей водой рухнул в бездну.

Вместе с ним туда же обрушились и псы-призраки. С протяжным завыванием, подобным крику заблудшей души перед вечным проклятием, вместе с потоком воды они уносились вниз, в самые глубокие пучины мира.

Голубой свет погас.

Подобно лунатикам спутники приблизились к краю обрыва. Пучину невозможно было измерить взглядом, но каждый понимал, что после падения с такой высоты не в состоянии выжить никто: ни человек, ни гном, ни эльф. Вероятно, это смертельно даже для порождений ночи.