– Отчего ж не слыхал, мой добрый уважаемый герр Вагнер? Очень даже слыхал! Я ведь, в некотором роде, сам военный. Знаете, довелось послужить в молодости, очень даже, знаете, довелось. Я вам, возможно, рассказывал...

Такой фонтан надо было срочно заткнуть, пока не протекло. Чуть промедлишь и дезертир-ветеран, выйдя на оперативный простор воспоминаний о службе в пехоте, о молодости, станет неудержим! Это надолго, хоть вставай и в дом уходи. Дальше с ним никакого сладу, начнет тростью рубить! Было...

– Да, герр Шеффер, рассказывали. Вы знаете, я хорошо знаком с герром Бауэром из городской стражи. Мы, можно сказать, приятели. Очень уважаю господина стражника, очень!

– Я тоже очень уважаю наших стражников, герр Вагнер! Настоящие герои, знаете ли. Настоящие! Не откажите в любезности, передайте мой поклон и мои слова восхищения при встрече с вашим приятелем, герром Бауэром. Нижайший поклон и искреннее восхищение.

– С удовольствием передам. Слыхал я, что шли это по землям княжества Гессен-Кассель из плена те, кого наши уважаемые соседи из королевства Бавария, (а герр Бауэр говорит, что из великого герцогства Берг), не смогли обменять или как-то иначе с противниками договориться. Пастор Глюк уверял, что шли они из королевства Вестфалия. Кто знает? Почти два года их терпели - кормили, одевали, согревали - и кто за все это заплатил? А никто! Этакая орава любого в разор введет. В стародавние времена за них выкуп положено было назначить, вот и было бы всем хорошо! А нет выкупа - так ты отработай. Наши предки не глупей нас с вами были, не то что теперь. Одно разорение... И что - что благородный? Благородному тоже работать надо, если в плену и родственники не платят! Без денег-то - шалишь! Пришлось отпустить, казну сберегая. А разбойнику - ему же все равно: что шантрапа всякая, что честный купец-горожанин. Душегуб он, ваш разбойник!!! За товар страшно, боюсь даже думать, что с ним может случиться. Такой ужас! Там же много благородных, разодетых в благородное, вот и напали на них разбойники, да всех вырезали. Перебили, да и сами жизни лишились - оружие-то у бывших плененных оказалось! Как у них оно оказалось? Как попали почти к Касселю? Куда их князь смотрел? Что им там делать было? Вот вопросы! Вроде бы - не разрешается оружие бывшим иметь, а то ведь тоже - не дай господь - станут разбойничьей шайкой. Начнут грабить по дорогам! Питаться-то надо, люди воинские, им не впервой! Вот и подумай, что есть война... Комета...

– Мутное это дело, герр Вагнер. И откуда оружие взялось - не понятно, и кто напал - непонятно. Шайка Кровавого Гизеля из Баварии, слыхали про такую? Говорят, она. Старая Марта божилась, что видела, как сам пастор Мюллер с обер-бургомистром говорил. И зачем? Чем поживиться у тех, кто в плену побывал и на родину пробирается? Такая жестокость... всех поубивали...

– Не знаю - всех ли, герр Шеффер. Говорят, что тот раненый юноша, которого стражники нашли на городской окраине, вышел из леса. Тот, что теперь у Кугеля. Говорят, он тоже из шайки Кровавого Гизеля. А еще говорят, что он единственный, кто спасся из пленных. Благородный. Кто знает? Уже две недели лежит без памяти. Стража его не берет. Герр Шмульке из ратуши так и сказал, что - до выяснения. Пусть, мол, у Кугеля лежит, а дальше посмотрят. Так и не разобрались пока. Но доктора присылали. Молод он слишком для военнопленного.

– Так и для разбойника он тоже молод. Я слышал, он напал на стражников и убил троих, а еще больше ранил. Страшный человек. Герр Бауэр сказал, что это государственная тайна и сделал вот так!

Вагнер попытался наморщить свою раскормленную ряшку и пошевелить бровями. Получился удивленный поросенок. На гостайну такое выражение лица никак не тянуло.

– Времена нынче такие, все может быть герр Шеффер. Такой упадок нравственности...

– Мне говорили про пятерых. А скольких он убил там, во время битвы? Не меньше двадцати! Настоящий зверь. Наверно, тайна о числе невинных жертв, павших от его руки, похоронена в нашем лесу. Всех ли нашли? Рассказывают, их была дюжина - тех, кто спаслись и вошли с ним в чащу. А вышел только один. Разные бывают разбойники, уж я-то их повидал...

– Это где же вы могли их повидать, герр Шеффер?

– Да уж повидал...

Развивать тему совсем не хотелось. Было дело, погулял в дезертирской банде. Так погулял, что и вспоминать не охота. Лет пять всего, как страх отпустил, перестали сниться мертвые детские лица. Только тогда позволил себе раскупорить кубышку, уж больно куш был велик - наследники отдавали товар почти даром. Процентов двадцать от настоящей цены сохранил! Свидетелей давно уж нет, еще тогда позаботился, имя другое, но не дай бог - одно лишь слово! Лишнее слово - оно потому и лишнее, что совсем ни к чему. И Шеффер решил пойти в атаку. Так-то оно надежнее.

– Вот вы, герр Вагнер, сказали: "И что - что благородный?" Странно это звучит. Вызывающе. По-французски! Вы, получается, тоже ни во что не ставите благородное происхождение. Может, даже сочувствуете карбонариям? Как же можно?!! Или вы не верный подданный нашего... нашего...

Подходящего слова, возвеличивающего образ сюзерена, бедняга Шеффер опять не смог подобрать. Образование, чтоб его!!!

– Нашего имперского князя, его высочества Карла фон Изенбург-Бирштейн-Оффенбах!

Вот так - выдал, выговорил! Подтекст-то очевиден. Может ты, Вагнер, французский шпион, батенька! Может, пора стражников звать, пусть - там - поинтересуются? Ну что, Вагнер, взял? Глазки-то как забегали!

– Да что вы говорите, уважаемый герр Шеффер!!! Да никогда! Ни в коем случае, я совсем не то имел ввиду! Только ради сбережения, только в беспокойстве о благосостоянии государства... Да и про кого?! Про тех самых пленных французов, о которых вы изволили помянуть. Какое же у них благородство? Не знаю я про них ничего, и знать не желаю! Благородство - это наш князь, его величество, не побоюсь сказать, Карл фон Изебург-Бирштейн-Оффенбах! Вот образец настоящего рыцарства и благородства, вот кто пример нашему молодому дворянству! Да что там - нашему. Всему миру пример!

– Но вы изволили назвать разбойником и того молодого человека, которого пока приютил Кугель. А ведь если он стольких убил, как вы говорите, то место ему в городской тюрьме. Не означает ли это, что вам что-то известно? Может быть, вы скрываете от тех, кому все знать положено?

– Ах, ничего такого я не знаю. Я и видел-то его один раз. Пусть Кугель знает! Молодой человек так изувечен. Мне показался знакомым мундир, в котором был юноша. Очень похож на мундир кавалерии русских, лет пять назад я видел такие на проезжавших через наш город. Да изволите сами помнить. Своей догадкой я сразу поделился с теми, кому все знать положено. А вы? Не понимаю вас, герр Шеффер! Мы столько лет с вами... Решительно отказываюсь вас понимать!