Образ ученого человека до нас дошел из темной глубины европейского раннего Средневековья. Как правило, этот образ представляет собой немногословного монаха почтенного возраста в черной длиннополой одежде с черным капюшоном, что-то творящего среди таинственно дымящихся колб и кипящих реторт. Закрепленный в обывательском сознании западного человека живописью и литературой, он со временем превратился даже в некий универсальный символ ранней науки, способной на отказ от общечеловеческих радостей жизни и на самопожертвование ради нравственных, духовных или иных высших ценностей.

Однако такой тип ученого на самом деле присущ разве что европейской традиции с ее культурологическими корнями, уходящими в глубь истории. Пройдя сквозь такие суровые культурные слои, как романский стиль, готика и даже раннее Возрождение, Европа выработала соответствующий стиль социального поведения — замкнутый, разобщенный и нелюдимый. Частично это коснулось и Древней Руси, но никак не Петербурга. Историческая удача Петербурга как раз и состояла в том, что он счастливо миновал и романский стиль с его мрачными крепостными сооружениями и замкнутыми монастырскими комплексами, и готику с ее отрешенностью от всего человеческого и стремлением максимально, насколько это возможно в церковной архитектуре, приблизиться к Богу, и даже раннее Возрождение с его более или менее успешными попытками преодолеть церковную мистику и схоластику ради жизнеутверждающего светского мировоззрения. Всего этого Петербург не знал. Он сразу, буквально с рождения окунулся в барокко — стиль пышный, радостный и жизнеутверждающий. Барокко требовало совсем иные опыты бытия, иное социальное поведение. В Петербурге по определению не мог родиться традиционно европейский образ скорбного печального схимника. Здесь он был иным. Подтверждение мы находим в анекдотах из жизни и быта ученых людей.

Первым всемирно признанным русским ученым был Михаил Васильевич Ломоносов. С 1736 г. Ломоносов учился в Петербурге, в университете при Академии наук, затем продолжил образование за границей. В 1741 г. он возвратился в Петербург и начал работать в Академии наук в качестве адъюнкта физического класса. С 1742 г. он уже профессор химии. Он первым в истории страны начал читать публичные лекции по химии на русском языке. Это нашло отражение в современном школьном фольклоре:

После школы Ломоносов пошел работать в петербургскую Академию наук.

Надо сказать, что личные качества Ломоносова не всегда отвечали представлениям общества о высокой порядочности и нравственности. В XVIII в. на углу Среднего проспекта Васильевского острова находилась старинная корчма, о которой еще в начале XX столетия рассказывали легенду, будто именно здесь, находясь однажды в стесненных денежных обстоятельствах, Ломоносов якобы пропил академический глобус. А в самой Академии у Ломоносова складывались весьма неприязненные отношения с академическими коллегами, большинство из которых были иностранцами. Чью сторону принимал городской фольклор, судите сами:

Шувалов, заспорив однажды с Ломоносовым, сказал:

— Мы тебя отставим от Академии.

— Нет, — возразил великий человек, — разве что Академию отставите от меня.

В 1727 г. по приглашению петербургской Академии наук из Германии в Россию приехал Леонард Эйлер. В 1741 г. Эйлер уехал из Петербурга для работы в Берлинской Академии наук, но через 25 лет, уже по приглашению Екатерины II, вновь вернулся в столицу России. Возвращался он морем и попал в кораблекрушение, во время которого у него пропал сундук со всеми бумагами. Чудом уцелевшего ученого императрица не только встречала лично, но и устроила в его честь прием. Напомним, что в то время в математике «п» в квадрате обозначалось буквами «пп», а «к» в квадрате — «кк». А теперь анекдот:

Екатерина сказала Эйлеру на приеме:

— Какое несчастье! У нас погиб сундук со всеми вашими «пипи» и «кака».

Довольно большой цикл фольклора сложился вокруг имени крупнейшего русского ученого-химика Дмитрия Ивановича Менделеева. Известно, что в свободное от науки время Менделеев любил изготавливать чемоданы, раздаривая их всем своим знакомым. Это, казалось бы, личное обстоятельство не ускользнуло от фольклора.

Однажды Менделеев копался в куче обрезков кожи в лавке Гостиного двора.

— Кто этот бородатый-волосатый? — спросил один посетитель другого.

— Да что вы?! — ответил тот. — Таких людей надо знать в лицо. Это же известный чемоданный мастер Менделеев.

Уже будучи немолодым ученым, Менделеев оказался в центре общественного скандала. Он затеял бракоразводный процесс с первой женой, чтобы соединить свою судьбу с молодой и любимой женщиной. На его пути стала церковь. На Менделеева была наложена епитимья: семь лет он не имел права жениться. Наконец все-таки нашелся знакомый священник, который согласился обвенчать молодых, за что тут же был лишен сана. Тем не менее венчание состоялось. На беду, этот чуть ли не беспрецедентный случай стал широко известен, и его примеру начали следовать не всегда чистоплотные люди.

Некий офицер, оказавшись в таком же положении, в своих попытках развестись дошел до самого царя, но и там получил категорический отказ.

— Но ведь у Менделеева две жены, — воскликнул он в последней надежде.

— Да, у него две жены, но Менделеев у меня один, — ответил царь.

Но более всего среди простого народа Менделеев известен тем, что он будто бы установил оптимальное количество градусов в русской водке. Связано это с одной из практических работ ученого, получившей научное обоснование в его диссертации «О соединении спирта с водою». Это обстоятельство породило легенду, будто бы Менделеев нашел оптимальную величину процента спирта в воде для производства обыкновенной водки. Будто бы именно ему мы обязаны знаменитыми сорока градусами, обозначенными на бутылочных этикетках. По воспоминаниям петроградцев, переживших голод во время Гражданской войны, самогонщиков, которые гнали водку из заплесневелого хлеба, в быту называли «Менделеями».