Я хотла ему отдать вс десять, но онъ не взялъ ихъ и отдалъ мн, несмотря на мое сопротивленіе, пятъ кронъ — «на чай», какъ онъ говорилъ.

— Мн сегодня такъ весело, — сказала я. — Если бъ я могла осмлиться попросить васъ подняться ко мн… Но у меня только крошечная каморка.

— Я не пойду къ вамъ наверхъ, — возразилъ онъ. — Спокоймой ночи!

Онъ ушелъ. Онъ опять прошелъ мимо старой нищей, но позабылъ подать ей милостыню, несмотря на то, что она сдлала ему почтителыній книксенъ.

Я подбжала къ ней, дала ей нсколько эръ и сказала ей:

— Это отъ того господина, который только что прошелъ мимо васъ, — отъ господина въ сромъ костюм.

— Отъ господина въ сромъ костюм?

— Да, отъ того, съ черными волосами, отъ Владимижа.

— Вы его жена?

Я отвтила:

— Нтъ, я его раба.

Онъ нсколько вечеровъ подъ рядъ все сожаллъ о томъ, что еще не можетъ вернуть мн денегъ, а я попросила его не мучить меня подобными разговорами. Онъ говорилъ объ этомъ такъ громко, что вс слышали и, наконецъ, стали надъ нимъ смяться.

— Я негодяй и мошенникъ, — сказалъ онъ, — я занялъ у васъ деньги и не могу вамъ ихъ возвратить. Я бы охотно далъ отрубить себ правую руку за бумажку въ пятьдесятъ кронъ.

Мн было больно слушатъ это, и я все раздумывала о томъ, какъ бы достать для него денегъ, но ничего не могла придумать.

Нсколько времени спустя онъ сказалъ мн:

— Если вы, между прочимъ, спросите меня, что со мной, то… ну, однимъ словомъ, желтая дама и циркъ ухали. Я забылъ ее. Я больше не думаю о ней.

— Однакожъ, это не помшало теб сегодня написать ей письмо! — замтилъ одинъ изъ его пріятелей.

— Это послднее письмо, — отвтилъ онъ.

Я купила у нашей цвточницы розу и всунула ему въ петлицу съ лвой стороны. Я ощущала его дыханіе на моихъ рукахъ въ то время, какъ это длала, и я почти не имла силъ заколоть булавку.

— Благодарю! — сказалъ онъ.

Я потребовала три кроны, которыя мн были должны въ касс, и отдала ему. Это была такая бездлица!

— Благодарю! — сказалъ онъ еще разъ.

И я цлый вечеръ чувствовала себя счастливой, пока Владимижъ не сказалъ:

— На эти три кроны я уду на цлую недлю. Когда вернусь, я возвращу вамъ ваши деньги.

Но, замтивъ, до чего меня огорчили его слова, онъ добавилъ:

— Васъ одну люблю я! — И онъ взялъ меня за руку.

Я была страшно поражена тмъ, что онъ хотлъ теперь ухать и не хотлъ даже сказать — куда, несмотря на мои просьбы. Все: вс столы, вся зала, вс постители закружились передъ моими глазами, я не могла дольше выносить этой муки и съ мольбой схватила его руки.

— Черезъ недлю я вернусь къ вамъ обратно, — сказалъ онъ и всталъ.

Я слышала, какъ оберъ-кельнеръ сказалъ мн:

— А вы, значитъ, получите расчетъ черезъ дв недли.

— Ну, такъ что же, — подумала я про себя, — не все ли мн равно — черезъ дв недли Владимижъ будетъ опять со мною. И я хотла поблагодарить его за это… обернулась… его уже не было…

Недлю спустя, когда пришла домой, я нашла тамъ письмо отъ него. Онъ писалъ такъ безотрадно грустно… онъ разсказывалъ, что отправился вслдъ за желтой дамой, что онъ не можетъ возвратить мн денегъ — нтъ, никогда не сможетъ, и что онъ чувствуетъ себя совершенно надломленнымъ, обезсиленнымъ нуждой. Затмъ онъ опять называлъ себя негодяемъ, подлецомъ, низкой душой… и подъ письмомъ стояла подпись: «Рабъ желтой дамы».

Я горевала и плакала дни и ночи и ничего не моіла съ собой подлать. Еще черезъ недлю я получила расчетъ и должна была искать себ новаго мста. Днемъ я ходила по кафэ и гостиницамъ. Я обращалась даже къ частнымъ лицамъ, предлагая имъ свои услуги. Но мн не везло, и все не удавалось получить мста. Поздно вечеромъ покупала я по дешевой цн дневныя газеты и внимательно прочитывала вс объявленія. Я все думала — можетъ быть мн удастся спасти Владимижа и себя…

Вчера вечеромъ, въ одной изъ газетъ, я увидала его имя и прочла о немъ.

И тотчсъ же вышла изъ дому и пошла по безконечнымъ улицамъ и только сегодня утромъ вернулась. Можетъ быть, я гд-нибудь и спала или сидла на какой-нибудь лстниц, не имя силъ итти дальше. Но я ничего не знаю и не помню теперь.

Сегодня я опять перечитала то, что напечатано о немъ… Но вчера вечеромъ я прочла это впервые… Да… я заломила руки и опустилась на стулъ… Еще черезъ минуту я опустилась на полъ и прислонилась къ столу. Я ударяла ладонями о полъ, а сама дуала, все думала… А можетъ быть, я ничего и не длала. Да, можетъ быть совсмъ не думала, но въ голов у мемя такъ шумло, что я ничего не сознавала. А потомъ я встала и вышла. Внизу на углу — это я хорошо помню — я дала старой хромой нищей нсколько эръ я сказала: