Шрифт:
Подумал о ненависти — о чужой и своей — обруч сдавил голову крепче, обретая тяжелую палаческую силу, и Слащев вздрогнул, предчувствуя неизбежное, страшное — сейчас…
И вдруг краешком незамутненного еще сознания вспомнил, что за его спиной — молоденькие девушки.
Против обыкновения заставил себя успокоиться, вернулся к столу и, обращаясь к Лизе, глухо проговорил:
— Вам, мадемуазель, должно быть стыдно! Вы поддались бездумному легкомыслию. Подумайте, что было бы с вами, урожденной Оболенской, ворвись сюда красные! Как бы они поступили с вашей маман, с вами? — Слащев увидел в широко распахнутых глазах Лизы отчаяние. В глазах ее подруги была ненависть.
«Недоумение, ненависть, страх — не все ли равно», — устало подумал Слащев, — никто не понимает… не поймет…
— Но, Яков Александрович… — слабо прозвучал Лизин голос.
— Вы немедленно вернетесь домой, мадемуазель. Немедленно! — Вызвал адъютанта, приказал: — Усадите мадемуазель в мой автомобиль и отправьте в Симферополь.
В углу салона, на божнице, взмахнул крыльями и громко каркнул ворон, будто соглашаясь с решением генерала.
… Лиза плакала.
— Вера, Верунечка, прости меня…
— Перестань, Лиза, — сдавленно проговорила Вера. — При чем здесь ты?
— Пожалуйста, барышни, — шофер предупредительно открыл дверцу машины.
Лиза растерянно огляделась.
— Садись, — Вера подтолкнула ее. — Садись же. Тебе надо ехать. Я остаюсь.
— Как же так?.. — заметалась Лиза, но Вера уже уходила, словно боясь, что решимость в последний момент покинет ее.
Лиза растерянно посмотрела на стоявшего рядом офицера. Он пожал плечами и помог девушке сесть в автомобиль.
Когда в Севастополе началось совещание военного совета, Деникин приказал его не беспокоить. Он ждал сообщений из Севастополя.
Верховный в общем-то был почти уверен в исходе совещания: главный завистник — барон Врангель — находится в Турции, другие генералы противопоставить себя ему, Деникину, не могут. Происходящее в Севастополе должно было лишь показать всем: генерал Деникин не цепляется за власть, но покорно исполнит долг, если призовут его армия и отечество. И все же где-то в глубине души оставался страх: а вдруг?..
Неспокойно было и в Чесменском дворце, где под председательством престарелого генерал-полковника Драгомирова проходил военный совет.
Вначале выяснилось, что у каждого из генералов есть свои претензии к верховному, и отставка его казалась вполне своевременной. Когда же стали обсуждать кандидатуры на пост главнокомандующего, единодушие членов совета бесследно исчезло. От Врангеля отказались почти все: к чему думать об опальном генерале, когда среди присутствующих достаточно лиц, не уступающих барону ни званием, ни заслугами. Но кто же? Оказалось, что не только к Деникину имеют свой счет генералы — в неменьшей степени недовольны они были и друг другом.
К исходу дня двадцать пятого марта в Чесменском дворце уже больше молчали, чем совещались. Председательствующий Драгомиров жаловался на нездоровье. Бывший главноначальствующий Одессы Шиллинг пытался рассказывать свои известные фривольностью историйки. Атаман войска Донского Богаевский спал в мягком кресле: испуганно всхрапывая, открывал глаза и, смущенно покашляв, засыпал опять. Представительный, гвардейской стати Александр Павлович Кутепов, уже свыкшийся с мыслью, что не быть ему главковерхом, задумчиво курил папиросу за папиросой. Генералы Романовский и Май-Маевский тихо о чем-то беседовали.
Тяжко вздыхал приглашенный на совет епископ таврический Вениамин: «О господи, просвети и направь нас на путь истинный», — крестился он.
Неожиданно поднялся бледный Слащев.
— Бога надо почитать, но зачем впутывать его в политику?! — Громко стуча сапогами, он направился к двери. — Неотложные дела призывают меня в штаб. Честь имею, господа!
Драгомиров грустно посмотрел ему вслед. Вздохнул и повторил уже в который раз:
— Мы обязаны прийти к определенному решению, господа.
Избегая смотреть друг на друга, генералы молчали.
И вдруг встал Кутепов:
— Господа! Предлагаю выразить нашему испытанному предводителю, генералу Деникину, неограниченное доверие! Предлагаю просить Антона Ивановича оставаться и впредь нашим верховным главнокомандующим!
В мертвой тишине опешившие члены военного совета смотрели на Кутепова: что угодно могли ожидать от него, но не этого.
Кутепов! Не он ли несколько месяцев подряд добивался поста главнокомандующего? Не он ли всего неделю назад заявил Деникину о том, что после новороссийской катастрофы армия ему не верит? Не он ли шельмовал, как мог, Антона Ивановича уже здесь?