У-ух ты…

Что тут еще скажешь?

– Так что не волнуйся, мое отношение к тебе не изменится. Теперь нам осталось сделать так, чтобы и ты меня узнала. Правду, а не те слухи, которыми тебя пичкали на протяжении жизни. Твои родители почему-то не хотели поверить Тауке и пытались настроить тебя против нашего союза. Они даже позволили тебе верить, что идея с поясом была моей. Очень жаль, что пришлось настаивать, я бы предпочел договориться. Впрочем, теперь мы вместе. Так что давай, спрашивай. Что тебя интересует? Что беспокоит?

Надо же, как полегчало. Даже не думала, что настолько боюсь его разочаровать. М-мм, а овощи притушены как раз так, как нужно – совсем немного хрустят, но уже мягкие. Идеально.

Вместе со вкусом цветной капусты во рту расцвело понимание еще одного момента. Я даже чуть не подавилась!

– Так это ты мне подарил… розовый шар?

Это точно он мне его подарил! Дело в том, что в моей памяти не сохранилась личность дарителя, но совершенно определенно это были не родители.

– Я купил его, когда твоя мать впервые показала тебя. Летом. Я вернулся в город, чтобы присутствовать на голосовании по новому проекту о минимальной заработной плате для низшего класса и когда возвращался после заседания, проезжал ваш дом. Я помню, что очень устал тогда, но не смог проехать мимо. Будто стена на пути возникла. Я остановился, вышел из машины и позвонил в вашу дверь. Меня провели прямо в детскую. Ты играла в кубики, на тебе было розовое платье с огромной юбкой, потому что ты обожала розовый цвет.

Простительно, в два года-то.

– Я не знал, что и думать. Когда я смотрел на тебя, я видел ребенка и мне хотелось своих детей, таких же. Но при этом твое лицо иногда перекрывалось видением другого… взрослого, твоего нынешнего. И тогда я думал только о том, что придется долго ждать. Такое смешанное, раздражающее ощущение – будто ты явился в гости раньше времени и тебе еще долго предстоит торчать, скучая, в приемной. В тот день из твоего дома я направился прямо в детский магазин. Впервые в жизни. И ходил там между рядами кроваток, вешалок с крошечной одеждой и грудами игрушек и этот чужеродный мир пугал меня больше, чем интриги недругов. Розовый шар мне попался случайно и настолько напомнил тебя… в том забавном воздушном платье, что я тут же его купил. Мне позволили его преподнести, но впредь запретили приносить подарки. Твои родители заявили, что сами способны купить ребенку все необходимое и я не мог настаивать. Так что за все эти годы мне удалось подарить тебе подарок всего дважды.

– Дважды?

– Да.

Я машинально потянулась к шее. Из общей массы подаренного на моей памяти выбивалось еще только одно.

– Гарнитур с изумрудами, который я надевала на бал?

– Его создали, когда тебе исполнилось двенадцать. Я случайно нашел малоизвестного мастера-ювелира в глубинке. При этом его мастерство поражало – столичным мастерам стоило бы многому у него поучиться. Тогда я заказал ему гарнитур с камнями – первый настоящий подарок своей карасе.

В этот момент кто-то из слуг включил в глубине столовой еле слышную музыку. Томирис беззлобно усмехнулся, покачал головой и продолжил разделывать свой кусок мяса.

– А это слово... что оно значит?

– Караса?

– Да.

– Так у тандров принято называть любимую женщину, которую вспоминаешь даже на пороге смерти. Свое дыхание. Свою душу.

– А мужчину как называют? Для него же есть слово?

– Корас.

– Корас, - повторила я, прислушиваясь к трепещущим гортанным звукам. Красиво.

Мясо тоже нужно попробовать. И соус, обожаемый мною томатный соус…

Честно говоря, к разговору мы вернулись только когда поужинали и ждали чай.

– Расскажи мне про Тауку, - попросила я.

Томирис ненадолго задумался, обхватывая чайную чашку двумя пальцами. Он так осторожно сжимал фарфор, что в голове возникали ассоциации – пыльцы, но не поверх изображения крошечных роз, а на коже. На моей коже.

И это вводило меня в ступор.

– Она была странной женщиной. Основное ее пророчество – предсказанные пары. Она любила говорить, что все известные провидицы предсказывали войну, голод и смерть, а она никогда не останется в людской памяти, потому что предсказывает счастье.

– Ее знают.

– Да, - он согласно кивнул. – И я рад. Она была моей двоюродной бабкой.

– Правда? – я удивилась. Никогда не слышала о родственниках провидицы, почему-то подобная информация никого никогда не волнует.

– Да. Мои родители были первыми, кому Таука предсказала общее будущее, одну жизнь. Они настолько глубоко были погружены друг в друга…. Мне, как любому ребенку, казалось, что я для них не так важен, как они сами. Таука в чем-то заменила мне родителей. В конце своей жизни она очень… много лет не предсказывала, болела и все ждали, что в любой момент ее не станет. Она не боялась смерти, но обещала не умирать, оставив меня одного. Сначала я найду твою единственную, шутила она. В день свадьбы твоих родителей никто не ждал, что Таука сможет встать с постели, но она настояла на своем присутствии на балу. И умерла два дня спустя. Но сдержала свое обещание – я не один.

Боги, сколько времени я мечтала о чем-то подобном. А сейчас страшно делается от всего происходящего. От того, что он говорит, от того, как смотрит и от потаенного страха, что это все исчезнет так же легко, как пришло. Разве счастье не нужно заработать? Разве оно может просто взять и свалиться на голову?

– Попробуй эти соленые корзинки… Они не из твоего списка, но думаю, тебе понравятся, - продолжал болтать Томирис, как ни в чем не бывало, а его пальцы машинально ласкали фарфор медленными, задумчивыми движениями.