– Глупой стычке?! – озверел дворянин. – Там погибли семеро моих людей!

– Сами виноваты, – отрезал я. – Увидели монстра и бросились вперед, забыв обо всем! Как же, нужно ведь удаль свою проявить, перед дамами покрасоваться! Пока вы там гарцевали, не зная, что с этим йоттуном делать, еще четверо вас попросту обошли. И вполне могли бы растерзать и леди, и всех остальных! Слава богу, вы не единственные охранники! Пока вы там пиками мерились, отряд риттера-мечника убил своего йоттуна с гораздо меньшими потерями. У них всего один убитый и двое раненых. Госпожа Тиана справилась со своим монстром в одиночку. Серебряной Звезде понадобился лишь один удар, а мастер Элеандор вообще не подпустил еще одного монстра близко! И вы мне будете рассказывать, что в гибели ваших людей виноват я?!

– Да я тебя… – Красный от гнева Тивал бросился ко мне, но его оттащили.

– Простите, мэтр. – Спокойный голос Зигфрида вмиг прекратил поднявшийся шум. – Правильно ли я понял, что в боевых действиях вы на первое место ставите именно цель, в ущерб всему остальному?

– Пожалуй, так.

– То есть вы отрицаете такие вещи, как благородство, уважение к врагу, милосердие?

– Ой, «милосердие» я знаю! – обрадовалась прислушивающаяся к разговору Тин. Не уверен, что она поняла хоть что-то, кроме этого слова. – Это такой кинжал для добивания раненых!

– Фрасоро! – проворчал Зигфрид, схватившись за голову.

– Это вы сейчас ругнулись? – уточнил я.

– Нет, – улыбнулся Бернард. – Так у нас называют парные клинки «брат» и «сестра». Сейчас покажу. Вы с юной леди действительно похожи.

Пока мы недоуменно переглядываемся с Тин, он уже возвращается, выкладывая на стол пару великолепных клинков. Слабо изогнутые, обоюдоострые, с витой гардой. Один чуть больше.

– Хочу! – тут же потянулась к ним Тиана и получила по рукам от Эла.

– Нельзя даже прикасаться к чужим клинкам без разрешения!

Минуту Бернард раздумывает. А потом с какой-то шальной мальчишеской улыбкой опускается на одно колено, протягивая Тин перевязь с мечами.

– Я, риттер-мечник Бернард Регосский, в знак признательности за спасение моих людей и помощь в бою, а также восхищения смелостью и умением этой девушки называю ее своим братом по оружию и дарую право носить эти клинки!

Подозреваю, что понятия «сестра по оружию» у гальдорцев вообще не существует. Парень прямо светится от ощущения собственного благородства: девушку, да еще и простолюдинку, назвал братом по оружию! Интересно, он понимает, как сильно ее на самом деле оскорбил? Вон аж застыла вся. Если она попытается оторвать ему голову, придется вмешаться. Нет, не придется – Софья уже рядом, что-то шепчет ей на ухо. Тин кивает, непонятно только, Софье или Бернарду, и выходит из шатра, забрав клинки.

Целительница извиняется перед смущенным Бернардом, объясняя, что девушка просто ошалела от подобной чести и все такое.

– И все же, мэтр, продолжая наш разговор: вы отрицаете такие понятия, как «благородство», «милосердие»? – Голос Зигфрида все так же спокоен.

– Я не отрицаю сами эти понятия. Я считаю, что война – настолько грязное дело само по себе, что допустимо все. Можешь ударить врага в спину – ударь. Иначе он убьет твоего друга. Все средства хороши, и не может быть милосердия к человеку, который ворвался в твой дом, чтобы убивать и грабить.

– Да, но к вам будут относиться так же.

– Несомненно. Как говорится, только враг никогда не предаст.

– Но если вы пощадите врага, возможно, он пощадит вашего друга. И, являя благородство, вы побуждаете других поступать так же, возвышаясь таким образом и ведя мир к справедливости и процветанию.

– Справедливость – это миф. В подобных играх побеждает тот, кто первым нарушает правила.

– Рассуждая таким образом, вы будете выигрывать битвы, проигрывая войну! – повысил голос Зигфрид. – Можно застрелить рыцаря, выкликающего поединщиков. Но враг потеряет одного воина, а вы всех. Ибо никто не будет сражаться на стороне подлеца! Людям важно чувствовать, что правда на их стороне! Тогда они готовы совершать подвиги и жертвовать собой.

– Я не готов жертвовать ими! Я не собираюсь развязывать войн и искренне считаю, что пожертвовать немногими можно, только если ты сам входишь в их число! И на войне хороши любые средства – это не турнир и не состязание в благородстве! Отпущенный тобой враг завтра вонзит нож в спину твоего брата.

– Это рассуждения наемника, а не риттера! – Командор перешел на крик.

– Да! Я лучше буду презренным наемником, который пьет за победу с живыми соратниками, чем благородным рыцарем, который смотрит в мертвые глаза тех, кто ему доверился! – Я тоже уже почти кричу.

Прикосновение теплой девичьей ладошки я чувствую даже сквозь броню, ярость уходит. И в самом деле: «Двое сошлись не за страх, а за совесть…»

– За то, чтобы нам не пришлось проверять, кто прав, на поле боя, – салютую риттеру кубком.

Кивнув, командор выпивает. Мир восстановлен.

На закате хороним павших. Зигфрид читает молитву Горейшу и Райторну, прося достойного посмертия для погибших в битве. Каждый риттер, оказывается, еще и священник. Риттер-командор, таким образом, что-то вроде епископа. Дальше начинается собственно тризна. А если быть точнее – большая пьянка. Уже через полтайса гальдорцы, затащив в свою компанию Тин, пили за героическую победу, вспоминая детали побоища. Еще через некоторое время (в третий раз оттащив Тивала, все порывавшегося набить мне морду) к ним присоединились и литийцы.