Возникает следующая картина. Об Иисусе ходили рассказы задолго до появления Евангелий и даже их письменных источников. Возьмем два примера. Если верна научная гипотеза, что Q и Евангелие от Фомы возникли в 50-е годы на основе устных преданий, сколь далеко в прошлое уходят эти предания? Всем, кто признает существование Иисуса, ответить на этот вопрос несложно: они восходят к словам и делам Иисуса (ок. 29/30 года н. э.). Но даже тем, для кого существование Иисуса неочевидно, следует признать, что такие рассказы имели хождение в 30–40-е годы.

Есть и такой момент: как мог Павел (да и не он один) преследовать христиан, если христиане не существовали? И как они могли существовать, не зная ничего об Иисусе?

Мифологисты часто отвечают: христиане, гонимые Павлом (до обращения), да и более поздние христиане, обращенные им самим, не считали Иисуса исторической личностью, а почитали лишь божественного Христа. Образ божественного Христа якобы основан на языческих мифах об умирающих и воскресающих божествах. О недостатках этой гипотезы мы еще поговорим. (Один из них состоит в том, что Павел пишет об Иисусе именно как о человеке, учителе, распятом по инициативе еврейских вождей в Палестине.) Но даже если вынести Павла за скобки, есть все основания полагать, что рассказы об Иисусе имели хождение в крупных городах Средиземноморья с очень раннего периода. В противном случае откуда бы взялись письменные источники середины и конца I века? Эти источники независимы друг от друга. Они написаны в разных местах. Они очень по-разному подают учение и жизнь Иисуса. И все же многие их них (повторимся, независимо друг от друга!) согласны относительно основных аспектов жизни и смерти Иисуса: к примеру, он был еврейским учителем в Палестине и был распят по приказу Понтия Пилата. Откуда это взяли источники? Такие вещи нельзя списать на плод христианской фантазии: как получилось, что у людей в разных местностях она работала в одинаковом направлении, — и ведь совпадений действительно много! Ясно, что христиане основывались на устных традициях. И эти устные традиции передавались в течение очень длительного времени до того, как были записаны… Все это, заметим, отнюдь не пустопорожние домыслы. Особенности дошедших до нас рассказов об Иисусе в письменных Евангелиях — хотя евангелисты активно более ранние письменные отчеты, — показывают, что эти рассказы восходят к устным традициям (ср., напр., Лк 1:1–3) и распространялись в течение длительного времени (с появления христианства в Палестине!).

Евангелия написаны на греческом языке (как и их источники), однако частично они восходят к преданиям на арамейском языке, языке Палестины. Эти предания имели хождение уже в первые годы христианства, до того как оно распространилось в грекоязычные земли разных областей Средиземноморья.

Скажем, в нескольких евангельских отрывках оставлены слова на арамейском: транслитерированы греческими буквами, а рядом поставлен перевод. Взять хотя бы рассказ о воскрешении девочки (Мк 5). Там описан следующий случай: к Иисусу подходит Иаир, один из начальников синагоги, и просит исцелить его тяжелобольную дочь. Иисус соглашается, но по дороге его задерживают. К Иаиру подходят с вестью, что девочка умерла, но Иисуса это не смущает. Он приходит в дом, входит в комнату девочки, берет ее безжизненную руку в свою и произносит: «Талифа куми!» Это не греческая фраза, а арамейская. Поэтому Марк снабжает ее переводом: «Девица, тебе говорю, встань». Она встает, ко всеобщей радости.

Этот рассказ изначально имел хождение по-арамейски, и переводчик на греческий оставил ключевую арамейскую фразу, требовавшую, однако, перевода для грекоязычных читателей. Кому-то это покажется странным, но ничего странного здесь нет. Такие вещи можно на каждом шагу встретить даже в наши дни в многоязычных обществах. К примеру, когда я учился в аспирантуре, у нас был преподаватель, который долго жил в Германии и хорошо знал немецкий язык. От студентов также требовалось знание немецкого (чтобы изучать научную литературу). Однако большинство из нас могли лишь читать, а не говорить по-немецки. Между тем профессор не снисходил к нашим слабостям. Частенько он рассказывал (по-английски) какую-нибудь историю из немецкой жизни, но доходя до ключевого момента, переходил на немецкий: в оригинале фраза звучала смешнее. Мы же старались уловить момент, когда нужно смеяться: не хотелось огорчать хорошего человека своим непониманием…

Так и с Евангелиями. Ключевая фраза оставлена по-арамейски. Аналогичным образом, в конце евангельского рассказа Иисус восклицает на кресте по-арамейски: «Элои! Элои! ламма савахфани?» (Мк 15:34). Марк поясняет смысл фразы: «… что значит: Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил?»

Мы наблюдаем это не только в Евангелии от Марка. Евангелие от Иоанна, независимо от других Евангелий, содержит ряд арамейских слов. В одном только отрывке Ин 1:35–52 есть три случая.

• Узнав от Иоанна Крестителя, что Иисус есть «Агнец Божий», два ученика хотят познакомиться с Иисусом. Подойдя к нему, они обращаются к нему: «Рабби!» Евангелист переводит для читателя это арамейское слово: «…что значит: учитель».

• Когда Андрей, один из двух учеников, убеждается в мессианстве Иисуса, он идет к своему брату Симону и говорит: «Мы нашли Мессию». Опять же евангелист поясняет это арамейское слово: «…что значит: Христос».

• Затем Иисус беседует с Симоном и говорит: «Ты наречешься Кифа». Евангелист дает расшифровку этого арамейского слова: «… что значит: камень (Петр)».

Практически все специалисты считают, что ряд евангельских рассказов изначально передавался по-арамейски, а значит, восходят к древнейшему периоду христианской истории в Палестине. На это указывает еще одно существенное обстоятельство: некоторые евангельские отрывки не содержат арамейские слова, но зато имеют смысл лишь при обратном переводе греческих слов и фраз на арамейский. Это означает, что данные материалы восходят к арамейским преданиям, которые лишь впоследствии стали распространяться на греческом языке.

Один из ярких примеров мы находим в Мк 2:27–28, где Иисус дает краткий, но решительный, ответ своим оппонентам. Сцена такая: его ученики идут в субботу через поле и, будучи голодны, начинают срывать колосья. При виде этого фарисеи — в Евангелии от Марка фарисеи поистине вездесущи! — возмущаются: с их точки зрения, ученики нарушили субботу. Иисус же, согласно Марку, смотрит на ситуацию иначе: человеческие нужды (в данном случае голод) важнее педантизма в соблюдении субботы. Поэтому он отвечает: «Суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы».

Фраза необычна. Мы знаем, что в Евангелии от Марка Сыном Человеческим именуется Иисус. Но даже если он есть «господин субботы», как это отвечает на критику фарисеев? Ведь они говорили о нарушении субботы учениками Иисуса, а не им самим! Более того, фраза не вполне последовательна. Иногда я советую студентам: когда видите в тексте слово «поэтому», проверяйте логическую цепочку. В данном же случае, концы с концами не сходятся: как из первой части («суббота для человека») следует вторая (Иисус есть «господин субботы»)?