Шрифт:
Также не признал себя виновным Визе.
Утреннее заседание 28 декабря.
Первое заседание открывается в 11 часов утра [131] . Члены трибунала занимают свои места, и председательствующий приказывает ввести подсудимых.
Вводят Ремлингера. Затем один за другим занимают указанные им места Штрюфинг, Бем, Энгель, Зоненфельд, Янике, Скотки, Фогель и прочие.
Начинается опрос подсудимых, устанавливается их личность.
131
Заседания проходили в зале Выборгского дворца культуры.
Вот 63-летний невысокий человек с ехидно сжатыми губами и глубоко сидящими, будто спрятанными от света глазами. Это Генрих Ремлингер, генерал-майор немецкой армии, верный служака германской империалистической военной машины, свыше 25 лет занимавший командные офицерские должности. Он был гитлеровским комендантом Пскова и зверствовал на исконных русских землях. Его последняя должность на службе фашизму — комендант Будапешта.
Следующий — Карл Штрюфинг, рослый 33-летний капитан. У него лицо кинематографического злодея. а манеры мелкого воришки.
Янике, Скотки, Фогель, Энгель и другие — воспитанные гитлеризмом профессиональные убийцы.
После установления личности подсудимых оглашается обвинительное заключение. Читается оно на русском языке, и все присутствующие в зале заседания Трибунала слушают его, затаив дыхание, и снова гневом и ненавистью против немецко-фашистских бандитов наполняются сердца [132] .
Материалы следствия раскрывают картину чудовищных злодеяний гитлеровских извергов на нашей земле. Массовым истреблением советских людей, огнем и кровью устанавливали фашистские мерзавцы свой «новый порядок», пытаясь поработить наш народ. Показания самих бандитов, сидящих на скамье подсудимых, неопровержимо свидетельствуют о том, что они лично, непосредственно виновны в неслыханных кровавых преступлениях, и никакими увертками не удасться им уйти от заслуженной кары.
132
В зале присутствовало более двух тысяч человек, велась киносъемка. Среди присутствовавших руководители партийных и общественных организаций, члены Ленинградской государственной чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний, фронтовики — защитники Ленинграда: генералы, офицеры, солдаты, матросы; командиры и комиссары партизанских бригад, отличившиеся в годы войны рабочие ленинградских заводов, представители интеллигенции, делегации из всех районов, на территории которых происходили преступления обвиняемых.
Обвинительное заключение на немецком языке было заблаговременно вручено каждому обвиняемому [133] , и потому на вопрос председателя, нужно ли еще раз переводить оглашенный текст, подсудимые ответили отрицательно.
— Подсудимый Дюре, признаете ли вы себя виновным? — спрашивает председатель.
— Признаю.
И один за другим — Герер, Скотки, Янике, Зоненфельд, Энгель, Фогель, Бем, Штрюфинг признают себя виновными в предъявленных им обвинениях. Только Визе и Ремлингер отвечают:
133
Перевод обвинительного заключения был предоставлен подсудимым за 48 часов до начала процесса.
— Не признаю.
После краткого перерыва Трибунал преступает к допросу подсудимых.
Первым дает показания Бем.
Подобострастно наклоняясь при каждой фразе, он прикидывается простачком. Но вот, отвечая на точные вопросы государственного обвинителя, Бем рассказывает о себе такое, что полностью характеризует его как гитлеровского выкормыша, пришедшего на нашу землю расправляться с мирными советскими людьми. Еще в 1933 году, во время гитлеровского переворота в Германии, Бем, будучи полицейским, нес охранную наружную службу, участвовал в арестах антифашистов, препровождал их в тюрьмы. На советско-германском фронте он командовал взводом «особого назначения», угонял советских людей на фашистскую каторгу, сжигал деревни, грабил, расстреливал мирных жителей. Пытаясь умалить свою вину, он говорит, что все эти злодеяния его взвод совершал по приказам командиров «совместно с другими взводами, другими подразделениями, другими батальонами» [134] . Однако Бем признает, что со своим взводом принимал непосредственное участие в сожжении поселка Дедовичи и трех деревень в районе Новый Кривец. Названий деревень он не помнит. Но он старательно перечисляет, будто вспоминая, как в свое время рапортовал о своих разбойничьих делах, что в первой деревне было сожжено 9 домов, в следующих трех — 65, затем — 20 и, наконец, были уничтожены все уцелевшие дома. В этих деревнях было расстреляно 65 советских граждан. Вопрос государственного обвинителя припирает Бема к стене, и он вынужден признать:
134
«— По чьему приказу?
— Действовали на основании приказа командира батальона подполковника Клозе — первого батальона, и во время отступления командовавшего всеми тремя батальонами вместе. Подполковник Клозе получал приказы от Лихта, генерал-майора, командира 21-й авиаполевой дивизии.»
Приказ Клозе гласил:
«...Сжигать на своем пути все населенные пункты, выгонять скот и, если население не будет эвакуироваться, рассматривать его как партизан и расстреливать...»
— Я лично расстрелял шесть человек. Да, это были женщины, старики и дети.
Фашистскому палачу не удалось увильнуть от прямого признания своих преступлений. И дальше он рассказывает, как разбил свой взвод на группы, как применял для поджога домов солому и бумагу, как уничтожал скот. Он приказывал поджигать дома, заведомо зная, что в них оставались люди. Он руководил расстрелами беззащитного мирного населения на деревенских улицах. За эти чудовищные зверства, за убийства русских детей Бем получил от Гитлера награды — железный крест II класса, штурмовой значок, крест за военные заслуги II класса и медаль «За зимнюю битву на Востоке» [135] .
135
Сообщение об этой награде вызвала в зале оживление и смех:
«— Как называется эта медаль?
— «Восточной медалью» или «Медалью за зимние битвы на Востоке». Давалась тем, кто перенес тяжелую зиму. Все время был на фронте.»
Похоже присутствующим эта награда известна под другим, неофициальным, названием «Мороженное мясо».
Следующим допрашивается фельдфебель Фогель, бывший член «Союза гитлеровской молодежи», командир взвода «особого назначения», служивший под начальством подсудимого Штрюфинга. Он тоже, подобно Бему, пробует прикинуться ничего не знающим и не понимающим, хотя в материалах следствия есть неопровержимые доказательства его преступлений. Он с готовностью сообщает, что Штрюфинг, Энгель, Дюре, Янике и неизвестно где находящийся капитан Финг, бывший командир его батальона, убивали мирных советских граждан, однако старательно умалчивает о себе. Наконец, он признает, что принимал участие в сожжении одной из деревень и расстреле ее жителей.
Государственный обвинитель спрашивает:
— Сколько вы лично убили мирных советских граждан?
— Около десяти человек.
Далее Фогель признает, что по приказу капитана Штрюфинга стрелял из карабина по старику, шедшему в стороне от дороги, на которой находились каратели, но оговаривается, что не знает, попал ли он в старика. Он категорически отрицает свое участие в убийстве детей. Но тут вскакивает подсудимый Дюре и заявляет, что фельдфебель Фогель лжет [136] .
136
В эпизоде со стариком, так же как и в эпизоде приведенном ниже (речь о мирных жителях, прятавшихся в кустах в стороне от села), подсудимый ссылается на то, что события происходили в сумерках и он не мог видеть, что имеет дело с безоружными людьми.
Подсудимый Дюре тянет руку, вскакивает:
«Фогель лжет! — и объясняет: — Это было двадцатого июля, после обеда, в три часа, в деревне у реки Великой, Фогель приказал расстрелять группу детей и женщин! И первым стал стрелять!»