Шрифт:
«1. Кесарь — сын иного мира. Предположительное попадание в Рассветный мир — изгнание.
2. Власть держится на силе. Выяснить истоки силы».
После данного пункта я задумалась. Этих мыслей не допускала весь день, но и сейчас думать следовало быстро. Очень-очень быстро. Ранее я не обращала внимания на факты, события, странности, извечно сопутствующие моему венценосному супругу. С другой стороны, я родилась в мире, который был полностью подвластен этому… светлому. А зло, когда становится привычным, воспринимается как само собой разумеющееся. И я считала нормальным тот факт, что кесарь может казнить или миловать по собственной прихоти… Что кесарь вечен и не стареет… Что кесарь — это единственный закон для всех сорока семи подвластных ему королевств… Я считала это естественным порядком вещей и только сейчас вдруг поняла — кесарь попросту узурпатор.
Сжав перо, собиралась написать следующий пункт и вдруг обратила внимание на освещение — оно было тусклым. Вскинула голову, вгляделась в магические шары под потолком и словно увидела их впервые! Потом в затуманенную усталостью голову пришло осознание: теперь все освещение во дворце было именно магическим… а раньше горели свечи!
— Тора, — позвала я одну из служанок, — принесите свечи.
Девушка низко поклонилась и испуганно ответила:
— Император запретил зажигать свечи в ваших покоях.
Та-а-ак, интересно! Но возмущаться смысла нет, так что воспользуемся альтернативой.
— Хорошо, принесите масляную лампу! — приказала я, досадуя на очередную прихоть супруга.
Подавив раздражение, продолжила писать:
«3. Поднять архивы времен начала правления кесаря.
4. Изучить все законопроекты, утвержденные императором».
Чуть задумалась — и внесла еще один пункт:
«5. Выяснить истоки обращения „кесарь“».
Потому как у нас ничего подобного не встречалось. Кесарь сам именовал себя так, именно так к нему и обращались. Позже появилось «император», «повелитель», «властитель», и помнится, что как-то бабушка по отношению к нему произнесла «пресветлый».
Служанка внесла масляную лампу. Та чадила нещадно, да и свет ее, живой и теплый, казался странным под холодным освещением магических шаров, но так определенно было светлее.
— Свободны, — не поднимая головы, произнесла я, вчитываясь в написанное.
Я читала список снова и снова, меняя пункты местами, выстраивая по мере важности, удаляя те, что сочла незначительными. Краем сознания отметила, что осталась в спальне одна. Потянулась, старательно игнорируя усталость, и уже собиралась вносить следующий пункт, как вдруг огонек на фитильке лампадки затрещал. Треск был громким, для лампадки нетипичным. Вскинула голову, с удивлением глядя на пламя, и едва не закричала, едва пламя посмотрело на меня!
— Кат… лампу на пол поставь.
Молча последовала указанию.
После его появления в той самой печи в Орхаллоне я уже ничему не удивляюсь! В оцепенении проследила за тем, как ракард с красноватыми волосами преспокойно выбирается из пламени, но, едва он весь появился здесь, совсем рядом, я, забыв и про листок, и про кесаря, и про все на свете, вскочила со стула и бросилась к рыжему.
— Катенок, — он обнял так крепко… и растерянно прошептал: — Кат… — но уже в следующую секунду: — А прощальные письма у тебя дурацкие!
— Твои малопонятные намеки из быстровянущей флоры не лучше! — обнимая рыжего вредину, напомнила я.
— Да кто ж знал, что ты такая недогадливая, — возмутился Динар.
Следовало бы оскорбиться, но я, обняв его за шею, только прижалась сильнее, стараясь не плакать.
— Кат, — простонал Динар, обретая прежние формы и размеры. — Все хорошо, родная, я рядом, все хорошо…
— Про «хорошо» ты нагло врешь, — сообщила я, уткнувшись носом в его грудь.
Но тут за дверью послышалась тяжелая поступь стражников, и это вернуло к действительности. Стремительно отступив от рыжего, я задала только один вопрос:
— Где ты был?! — подумала и добавила: — Где ты был все эти дни?
Нахмурившись, он прошел к столу, сел на мое место. Нервным движением взял исписанный листок, вчитался. И выражение его лица стало еще мрачнее. А я стояла, жадно всматривалась в каждую черточку уставшего и родного человека, в морщинки вокруг плотно сомкнутых туб, в тени, залегшие под серыми глазами… И все мои проблемы отступили в тревоге за него.
— Динар, — осторожно подошла, прикоснулась к его плечу.
Он вздрогнул, вскинул голову, посмотрел на меня, заметил мой встревоженный взгляд. Мотнул головой, словно отгоняя все тревоги, и вдруг весело улыбнулся, затем нахально так ответил:
— Где я был, где я был… А пил я!
— Что?!
Он еще и издевается?!
— Что пил? Вино, — Динар, развернувшись, обнял, сжал, уткнулся лицом в мою грудь и все так же бесстыже добавил: — На Вишневом острове, помнишь такой?
— Помню, — растерянно отозвалась я, запуская пальцы в его рыжие волосы.
— Вот там и пил… вино. Кат, у тебя очень нежные руки!
При чем тут мои руки?.. Главное, что ты рядом, чудовище рыжее. Я нагнулась и поцеловала его волосы, прижалась щекой, потом вспомнила, что мы вроде как разговаривали.