Для фирменного удара случай был неподходящий. О типичной для Бюро дерзкой атаке посреди бела дня — опустошительном граде пуль дум-дум на глазах у прохожих и завершающем выстреле в висок — не могло быть и речи. Операция и так проводилась на довольно зыбкой почве. Поэтому Юзи вооружился газетой и бутылкой водки и договорился о встрече с Халедом.

Времени даром он не терял. Как только рабочий подъехал на своей пыльной колымаге, Юзи скользнул в салон и силой надел на водителя маску с десфлюраном. Халед сопротивлялся, но эффект неожиданности сработал против него. Его ногти оцарапали Юзи щеку, только и всего. Уложив бесчувственного Халеда на заднее сиденье, Юзи ехал вдоль побережья на север, пока не нашел обособленный утес, выходивший к Средиземному морю. Он перетащил рабочего на водительское кресло, свернул газету трубкой — то была ливанская «Дейли стар», у него на пальцах осталась типографская краска, он почему-то запомнил это — и влил через эту трубку в горло Халеду полбутылки водки. Водки, которую, как ему было известно, Халед тайком попивал. Водки, которая легко горит. Оставшуюся половину Юзи разлил по передним сиденьям, бросил туда спичку и подождал, пока займется. Когда пламя разгорелось, он столкнул машину с утеса. Потом он долго добирался автостопом до ближайшего городка, а там сел на поезд до Бейрута.

Теперь, когда Юзи начала одолевать дрема, в памяти всплыло именно это убийство. Шершавая бумага газеты в его пальцах, болтающаяся голова рабочего, водка, проступающая на рубашке темными пятнами, точно пот; огромное черное средиземноморское небо и океан цвета индиго; треск и хлопки языков пламени, расцветавших в машине; жара; долгое, как в замедленной съемке, падение машины на камни; прибой внизу. Чувство, которое он испытал. Внутренний голос — слушать который он не мог себе позволить, — спрашивающий, не было ли другого выхода.

Его разбудил громкий сигнал дверного звонка.

— Томми? Это Скрипун. Открывай, я чую, что ты здесь. Открой, а не то я как дуну…

Юзи рывком распахнул дверь.

— Просто зашел повидаться, братан. Узнать, как жизнь. Банкуешь? Продажа прошла нормально?

Юзи схватил Скрипуна за бицепсы и втащил в квартиру. Тот изумленно мотал головой, так что его молочно-белые дреды качались из стороны в сторону монолитной копной.

— Эй, приятель, чё за хрень? Чё за хрень?

— Чё за хрень? — повторил Юзи, толкая Скрипуна на диван. — Вот чё за хрень. — Он показал повязки на руке и ноге. — Это сделал твой друг Анджей. А ты ведь вроде говорил, что он надежный.

— Чего? Томми, ты шутишь. Приколоться решил, да?

— Это что, похоже на прикол?

— Вот так дерьмо, — произнес Скрипун. — Что случилось, чувак?

— Этот урод пытался заплатить мне меньше. На их стороне было численное преимущество. И ножи.

— Твою мать. Как думаешь, он теперь за мной придет?

— Мне по сараю.

— Анджея в последнее время колбасит, — сказал Скрипун. — Я знал, что его колбасит. Надо было предупредить тебя.

— Почему его колбасит?

— У него была пара терок с русскими. Знаешь их, да? Либерти.

— Либерти?

— Ага. Либерти. Американская штучка.

Юзи не подал виду, что Скрипун завладел его вниманием. Начав скручивать косяк, он небрежным тоном переспросил:

— Американская штучка?

— Ты ведь о ней слышал, да? Американка, которая заправляет русской бандой. Недавно объявилась, насколько я знаю. Крутая мадам. На ней не только травка и экстези: крэк, герыч, весь набор. Ей только попадись, она по полной программе отымеет.

— Американка, которая заправляет русской бандой? — сказал Юзи, делая вид, что подтормаживает, и зажег косяк.

— Точняк, — отозвался Скрипун. — По ходу, она знает, с какой стороны к ним подъезжать. Беспощадная, как акула. Новенькая, короче. А у русских с поляками, сам знаешь.

Он изобразил грибовидное облако и рассмеялся своим скрипучим смехом.

Юзи протянул ему косяк и закрыл глаза. Боль притупилась до саднящей пульсации, бьющей по нервной системе мерным ритмом. Скрипун затягивался, пока не приговорил половину косяка. Юзи недоставало энергии, чтобы попросить его обратно. Наконец, бросив оставшуюся половину тлеть в пепельнице, Скрипун отправился на кухню и вернулся с двумя клубничными муссами и двумя блюдцами.

— Не сейчас, Скрипун. Не сейчас. Меня подрезали, — сказал Юзи, прикрывая глаза ладонями, чтобы не видеть муссов.

— Не будь мямлей, Томми. Давай. Пудинговые войны.

Скрипун содрал крышки с обеих банок и опрокинул содержимое на блюдца. Получились две дрожащие розовые пирамидки.

— Я не буду, — сказал Юзи.

— А вот и будешь, — отрезал Скрипун. Он поставил муссы на стол, блюдце к блюдцу, склонился над одним из них, слегка приоткрыв рот, и застыл в дюйме от скользкой поверхности. Он вопросительно посмотрел на Юзи. Тот неохотно принял похожую позицию над муссом.