Анин Владимир
Шрифт:
— Может, все-таки предложите мне войти? — вдруг спросила она на чистейшем русском языке, скинув с головы платок.
Голос у нее был мягкий, грудной, с едва заметной хрипотцой. Волосы аккуратно сплетены в тонкие дорожки, переходящие в многочисленные косички. Изящную шею украшал маленький золотой крестик на тонкой цепочке. Я отступил в сторону, пропуская ее в квартиру.
— А вы…
— Лейтенант Аданешь Тамерат.
— Лейтенант?
Девушка прошла в комнату и уселась в кресло, закинув ногу на ногу.
— Итак, вы, если не ошибаюсь, капитан Суворов?
— Точно так, — растерянно проговорил я.
— Мне поручено оказать вам помощь в поисках пропавшей девочки. Начальство сообщило мне, что это дело особой важности и повышенной секретности. Больше мне ничего неизвестно. Но, поскольку операцию контролирует сам шеф, Маркос Габра, и он же инструктировал меня оказывать вам всяческое содействие, возможное и невозможное, я полностью в вашем распоряжении.
Все это время я стоял с открытым ртом — совсем непростительная для моей профессии слабость — и скользил взглядом по ее шикарному телу, тонким изящным рукам с покрытыми бордовым лаком ногтями на длинных пальцах, соблазнительным шоколадным щиколоткам, и далее по элегантным, с нежно розовыми пяточками и безупречным педикюром, ступням, обутым в белые босоножки на высоком каблуке.
— Простите, запамятовал, как вас…
— Аданешь Тамерат.
— Тамерат — это фамилия?
— У нас нет фамилий. Это имя моего отца.
— А-а, — протянул я, — отчество?
— Почти. В принципе, это может быть либо имя отца, либо деда.
— Понятно. Так вот, Аданешь Тамерат…
— Пожалуйста, называйте меня просто Аданешь.
— Хорошо, Аданешь. А вы называйте меня просто Саша. Договорились?
Она кивнула.
— Нам необходимо посетить местный рынок, — продолжал я. — Он, кажется, называется у вас «маркат». Вы не могли бы проводить меня туда?
— Конечно. А у вас не найдется чего-нибудь попить? Лучше, минералки.
— Вы знаете, в холодильнике было только пиво, — растерянно произнес я.
— Тогда зайдем в бар. — Аданешь встала. — Идемте.
Я не удержался от того, чтобы вновь не пробежать взглядом по ее телу снизу вверх и обратно. Подойдя к двери, Аданешь обернулась.
— Одно из двух: или вы прожжете во мне дыру своим взглядом, или у вас полопаются глаза. Если вы хотите, чтобы мы с вами сработались, не надо на меня так пялиться.
Я покраснел — еще одна непростительная слабость.
Мы вышли на улицу. За углом, в том же здании, где находилась моя квартира, оказался небольшой, но миленький бар. Мы сели за столик и заказали по стаканчику минералки.
— А теперь расскажите поподробнее, зачем нам рынок, — сказала Аданешь.
Я немного задумался, решая, посвящать ли ее во все детали. Может, конечно, ей и не стоит знать, что пропавшая девочка — дочь генерального консула СССР, но существует непреложное правило: между напарниками не будет согласия, если они не доверяют друг другу. И я решил раскрыть ей все карты. Я рассказал Аданешь обо всем, что сумел выяснить за последние сутки, общаясь с консулом и его водителем. Она молча слушала и кивала.
Когда я закончил свой рассказ, Аданешь допила воду и, поставив стакан на столик, произнесла:
— Ох, не нравится мне это. Вы, конечно же, правы — обыкновенных похищений не бывает, за каждым из них скрывается какой-то мотив. И, к сожалению, ваша гипотеза относительно рабства тоже имеет под собой вполне определенную почву. Правда, здесь антиколониальные настроения ни при чем. Если это дело рук Берхану, у нас могут быть серьезные проблемы.
— Берхану, это кто?
— Ужасный человек. Подпольный кофейный король и работорговец.
— Что значит «кофейный король»?
— Он владеет огромными плантациями кофе, в основном в провинции Кафа, который контрабандой вывозит в Европу и Азию. У Берхану огромная сеть нелегальных складов по всей стране, собственный транспорт и даже небольшие суда, но все это оформлено на подставные компании, поэтому докопаться до него практически невозможно.
— И еще он торгует людьми?! Ему что, кофе мало?
— Да, это у него что-то вроде хобби. А еще он содержит свой собственный гарем. Так что, если мы в ближайшее время не найдем вашу девочку, ее ждет печальная участь: попасть в гарем к Берхану или быть проданной в рабство какому-нибудь мерзавцу.
— А у вас разве разрешено многоженство?
— Берхану — мусульманин. А вообще, ему наплевать на все запреты, даже если бы они существовали. Вы допили?
— Да. — Я поставил пустой стакан на столик.
— Мамо! — позвала Аданешь мальчишку-официанта.
— Вы с ним знакомы? — удивился я.
— Нет, что вы. Просто так называют всех мальчиков, имени которых вы не знаете. Универсальное имя, или что-то в этом роде.
Мы расплатились и вышли на улицу.
— У меня машина, — сказала Аданешь, показывая на припаркованный у дома «Мустанг».