— Энрико Карузо оставил меня сраженной горем женщиной — одной из многих, с которыми он играл и слезами которых орошен его жизненный путь, — с наигранным пафосом рассказывала она в интервью.

Адвокат женщины заявил, что обещание Карузо жениться на Мефферт воспрепятствовало возвращению Милдрид в семью и что ради него она отвергала знаки внимания других мужчин. Милдрид утверждала, что 3 апреля 1908 года Карузо сделал ей официальное предложение. В качестве доказательства она готова была представить более ста писем и открыток, написанных тенором из разных стран и исполненных слов любви и нежных признаний.

Адвокат Карузо Альфред Селисберг попробовал уладить дело миром, предложив Мефферт выкупить письма. Суммы назывались разные — от полутора тысяч до трех тысяч долларов. Но Милдрид наотрез отказалась.

Вскоре Карузо отправился с труппой «Метрополитен-оперы» в весеннее турне в Атланту, так что не мог присутствовать на заседании суда, которое в связи с этим было отложено. По окончании гастролей он уехал в Европу.

Видя, что процесс затягивается, Мефферт в конце концов вернула письма, получив за это, согласно одним источникам, три тысячи долларов, согласно же заявлению ее адвоката — 36 тысяч. Карузо немедленно уничтожил эти письма.

Прибыв в Лондон в начале мая 1914 года, Карузо выступил в «Ковент-Гардене»: в «Аиде», «Мадам Баттерфляй», «Бале-маскараде», «Тоске» и «Богеме». В числе его новых партнерш были Роза Раиза (впоследствии первая исполнительница партии Турандот), с которой тенор пел в «Аиде», и обладательница одного из самых красивых голосов XX столетия — Клаудиа Муцио, едва ли не лучшая тогда в мире исполнительница Тоски. Обе сопрано произвели в Лондоне сенсацию. Голос же Карузо критики назвали самым замечательным драматическим тенором современности, отмечая при этом его баритональный тембр и мощь.

Во время одного из спектаклей произошел забавный инцидент. Энрико снял ложу на одном из верхних ярусов для младшего сына, которому исполнилось уже десять лет. Естественно, с ребенком была его гувернантка мисс Сайер, которая по такому случаю нарядилась в роскошное вечернее платье. При последнем поднятии занавеса Карузо поискал глазами ложу, где сидел его сын, и послал ему воздушный поцелуй. Десятилетнего Энрико совсем не было видно в ложе, и все с интересом уставились на эффектную девушку. А на следующий день в газетах появились статьи с заголовком: «Карузо шлет воздушный поцелуй неизвестной блондинке!»

Мисс Сайер хранила вырезки из этих газет всю жизнь…

Во время пребывания в Лондоне Карузо однажды посетил аэропорт в Хендоне и отважился на отчаянный для него поступок — полетать на биплане. В воздухе Карузо попробовал взять несколько нот, но голос на высоте не звучал. Когда аэроплан приземлился, тенор сказал:

— Это было просто невероятно!

Карузо держался молодцом, позировал фотографам (снимок в аэроплане — один из самых известных), однако лишь близким друзьям он признался, какой страх испытывал во время полета…

Начало лета 1914 года было мирным и спокойным, несмотря на упорные слухи о возможной войне. Сезон в «Ковент-Гардене» закончился в конце июня «Тоской» — спектаклем в честь вдовствующей русской императрицы Марии. Никто тогда не мог представить, что это станет последним выступлением Карузо в Лондоне… В его жизни не было ни одного запланированного «прощания». Он не знал, что уже распрощался с любимыми им Веной и Берлином…

Двадцать восьмого июня 1914 года, за день до последнего выступления Карузо в Лондоне, в Сараево боснийский анархист Гаврило Принцип убил эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену. Мир стремительно приближался к невиданной до этого катастрофе…

Карузо, как обычно, отправился отдыхать в Италию. На сорок втором году жизни он продолжал выступать по-прежнему много, но организм его уже с трудом справлялся с большими нагрузками. О состоянии здоровья Карузо в этот период можно судить по одному из его писем другу в Неаполь: «Если бы я знал, к чему приведет моя слава, то лучше бы стал хористом. В течение последних трех лет меня измучили головные боли. Я не знаю, что делать. У меня такое чувство, будто я больше себе не принадлежу…» [331]

Первую часть лета Карузо провел на вилле Рины Джакетти в Ливорно, где он мог укрыться от непрерывного потока посетителей и гостей, жаждавших с ним общения. Однако головные боли сильно омрачали его отдых. Со временем они стали сильнее, чаще и не прекращались уже до конца его дней. Это была не обычная мигрень, а нечто более серьезное. Шею Энрико в моменты приступов словно сводила судорога. Рина всячески старалась помочь ему, делая массаж и следя за сохранением в доме тишины и покоя. Чтобы отвлечься и расслабиться, Карузо обычно рисовал шаржи на домашних, друзей, посетителей, подчас на совсем незнакомых людей.