В целом новый тенор понравился. Он не потерпел неудачу, но и не произвел фурора. Во многом это было связано и с публикой. На открытие сезона рядовому горожанину попасть было практически нереально — посещение театра в этот день считалось крайне престижным, и почти все зрители были людьми из «высшего света» Нью-Йорка. После изящного и стройного, аристократичного Жана де Решке элитная публика «Бриллиантовой подковы» со скепсисом смотрела на округлое брюшко нового тенора и сокрушалась по поводу отсутствия у него изысканных манер, присущих его предшественнику.

«Возможно, — размышлял историк театра Ирвин Колодин, — это был наименее успешный из 607 спектаклей, которые Карузо спел на сцене „Метрополитен“. Может быть, кое-кто из присутствовавших и заметил тогда те черты голоса Карузо, которым суждено было войти в историю оперного искусства. Но, как обычно, героями вечера на открытии нового сезона были не Карузо и его партнеры, а разряженные леди и джентльмены, которым все наскучило, кроме их самих, эти нью-йоркские короли и королевы, равнодушно смотревшие на сцену в те моменты, когда не были заняты оживленной беседой друг с другом» [186] .

Карузо был удручен, не получив того восторженного приема, к каковому он уже успел привыкнуть. Так, песенку Герцога публика потребовала бисировать всего один раз — но еще недавно, в Южной Америке, например, Энрико пел ее как минимум трижды! В итоге главный триумф этим вечером достался блистательной Зембрих. Но это и не удивительно — она была действительно великая певица. Даже можно сказать иначе — великий музыкант! Марцеллина Зембрих-Коханьска (так ее имя звучало по-польски) была старше Карузо на 15 лет. В юные годы она занималась на скрипке и фортепиано, достигнув на обоих инструментах уровня виртуоза, после чего по совету Ференца Листа (!) занялась вокалом. Таким образом, она стала своего рода уникальным исполнителем — в сольном концерте нередко выступала как пианистка, скрипачка и певица! И все это на высшем уровне виртуозности. Слышавший ее в начале XX века русский режиссер Н. Боголюбов вспоминал: «Марчелла Зембрих, знаменитое колоратурное сопрано, не особенно красивая дама среднего роста и посредственная актриса. Голос ее, как мне казалось тогда, вмешал в себе трели всех соловьев, слышанных мной в юности… и передавал в совершенстве все то, чего не могла передать Зембрих-актриса. Верхние ноты Зембрих были беспредельны и легки, как полет ласточки» [187] .

Она воспитала немало выдающихся вокалистов, среди которых были Мария Ерица, Дузолина Джаннини, Альма Глюк и др. То, что ее выступление в партии Джильды 23 ноября 1903 года затмило измотанного тенора, не должно вызывать удивления. Никто в Нью-Йорке не мог тогда даже подумать, что этот вечер положил начало целой эпохе, которую потом назовут эрой Карузо.

В Нью-Йорке Энрико стал быстро обрастать друзьями. Поскольку он не владел английским языком, это были преимущественно итальянские артисты или эмигранты. Приходилось привыкать и к новым порядкам. Антонио Скотти рассказывал: «Я помню, что после первого настоящего триумфа критики захотели пообщаться с Карузо, и он попросил меня быть его переводчиком. Один из них спросил про инцидент, приключившийся на Сицилии, когда тенор был освистан.

— Скажи им, что я был пьян, — попросил меня Карузо.

Я испугался:

— Ты что, такие вещи нельзя говорить американским газетчикам. Если скажешь такое, то навсегда получишь клеймо тенора-пьяницы!

В итоге я перевел, что Карузо во время спектакля был болен. Тем не менее молодой тенор, еще не знавший Америку, искренне не понимал, почему нельзя быть откровенным и говорить правду…» [188]

Через несколько дней после дебюта Карузо заболел тонзиллитом, поэтому «Богема» прошла без его участия. По счастью, болезнь была неопасной, вскоре тенор поправился и возобновил выступления. С каждым новым спектаклем Карузо получал все более восторженные отзывы прессы. Победой стало его появление в «Аиде» с Джоанной Гадски. Романс Радамеса Энрико спел с таким блеском, что зал устроил ему бурную овацию.

Окончательно пленил американскую аудиторию Карузо в «Тоске», где его партнершей была Милка Тернина. Эту хорватскую певицу, слывшую одной из лучших тогда драматических сопрано мира, Пуччини лично пригласил для участия в лондонской и в нью-йоркской премьерах оперы. Тернина была незаурядной актрисой. Дирижер Томас Бичем вспоминал, что она была столь властной и сильной, что даже маститый Антонио Скотти в роли Скарпиа несколько пасовал перед ней. Тоска Терниной с самого начала смотрела на зловещего барона так, будто хотела разорвать на куски, и когда она его убивала, то зрителям это казалось логичным завершением их отношений [189] . К сожалению, через три года после описываемых событий, в возрасте 43 лет Тернина вынуждена была оставить сцену в связи с развившимся параличом лицевого нерва и посвятить себя преподаванию [190] .

Пятого ноября Карузо с таким блеском спел в «Богеме», что Конрид буквально потирал руки от радости по поводу приобретения новой перспективной «звезды» и подумывал, как можно сподвигнуть тенора на дополнительные выступления. Так, перед «Травиатой» Конрид передал ему через Скотти забавное предложение: так как в опере у Альфреда «недостаточно пения», то, может быть, Карузо споет — для удовлетворения ожиданий «Бриллиантовой подковы» — несколько «вставных» романсов?

Карузо взорвался:

— Передай Конриду, что если я пою, на его взгляд, недостаточно много, то это вина не моя, а создателя оперы — Верди!

Конрид был недоволен, но поделать, естественно, ничего не мог. В любом случае, Карузо умел не стушеваться даже в тех операх, которые, казалось бы, написаны с расчетом на примадонн: «Травиате» и «Лючии ди Ламмермур». В обеих этих постановках его партнершей была Зембрих, но триумф тенор и сопрано теперь делили пополам.

Все спектакли с Карузо проходили при переполненном зале. «Паяцы» вызвали такой энтузиазм, что спекулянты хорошо наживались, перепродавая билеты втридорога. Один из критиков после «Паяцев» сказал, что «Карузо — лучший итальянский тенор, которого Нью-Йорк слышал с тех пор, когда ушел со сцены Итало Кампанини» [191] . Вершиной триумфа Карузо в его первом американском сезоне стало выступление в «Любовном напитке».