Эллинг оказался закрыт на навесной замок. Александр сходил в мастерскую и принес связку ключей, которые, по одному, стал примерять к замку. Наконец один подошел, замок щелкнул и открылся. Дверь открыли пошире, так как электричества не было.

По одной стороне стояли трехкамерные пластиковые рамы самого ходового размера: 140 на 140 сантиметров – шестнадцать штук и дверные коробки с полотном из монолита дерева в сборе – 20 штук, из них четыре – двойные тамбурные. В конце – стеллаж с различными светильниками не менее 40-50 штук, несколько мотков двух- и трехжильного медного провода, два ящика с установочными приборами: розетками, выключателями, монтажными коробками и т. п., также несколько ящиков с электродами для сварки.

По другой стороне на специальных стеллажах лежали металлические и пластиковые трубы различных диаметров, металлические уголки разных размеров, железные прутки, арматура, полосы металла разной толщины, а также сайдинг в комплекте с разными профилями. У задней стенки в торце стояли ящики с 4-миллиметровым прозрачным и 6-миллиметровым цветным стеклом, листы многослойной водоупорной фанеры разной толщины.

Посередине – широкий и высокий, до крыши, стеллаж, забитый мешками с цементом, сухими смесями, ящиками с гвоздями, винтами и гайками, шурупами, скорорезами и прочим крепежом. Тут же стояли 40-литровые бочки с масляными красками, эмалями, растворителями и антисептиками. Лежали несколько больших кусков гудрона. Коробки с кистями. Весь верх стеллажа был забит утеплителями различных видов.

По бокам от входной двери стояли два сварочных аппарата разной мощности, мощный трехфазный дизель-генератор, компрессор, пара пневмомолотков и различный электроинструмент. Тут же стояли четыре бочки с соляркой.

Самое интересное, что на внутренней стороне входной двери на гвозде висела амбарная книга, содержащая полный перечень всего содержимого эллинга, с указанием номера стеллажа или места, где находится искомое.

После эллинга прошлись по стройплощадке, посмотрели экскаватор и автокран: завели мотор, проверили работу подъемного механизма.

Алексей заметил, что уровень поверхности их участков возвышается над окружающей его поверхностью с лесом, на метр-полтора.

— Интересно, на какой глубине расположен естественный слой земли, на который произошел перенос? — спросил он.

— Это легко проверить: посмотрим, если целы провода глубинного насоса в артезианской скважине, то это расстояние больше 43 метров, если оборваны, то их оставшаяся длина и определит расстояние, — ответил Александр.

Они подошли к будке, поставленной на месте артезианской скважины. Алексей попытался вытянуть электрический провод из скважины. Не получилось – на конце был глубинный насос. Все стало ясно. Нажав кнопку пускателя, запустил небольшой резервный дизель-генератор, предназначенный для работы во время аварийного отключения сети, и все услышали шум насоса. Из патрубка полилась чистая вода.

— Значит, мы, с большой вероятностью, попали в то же самое место, где и раньше находился участок, только в другое время, водоносные слои совпали, — проговорил Александр.

Время подходило к девяти часам утра. Пора было будить отца, женщин и детей.

Выйдя с участка соседа, направились к бане мимо беседки – будить отца.

От беседки остались только угли и пепел – она сгорела дотла. Резкий порыв ветра – и пепел развеялся по участку. Алексей перекрестился.

У Надежды Михайловны заныло сердце: на дорожке лежали оплавленные часы – подарок сослуживцев Геннадию Алексеевичу при выходе на пенсию. Глядя на них, она стала медленно опускаться на землю. Алексей вовремя успел ее подхватить.

— Мама, тела папы мы не нашли. Не бывает так, чтобы вообще ничего от человека не осталось. Раз нас перенесло куда-то, то и его могло куда-нибудь забросить. Будем надеяться на лучшее, — старался успокоить мать Алексей.

Александр сбегал к бане – она была пустой.

Предстоял нелегкий разговор.

Геннадий Алексеевич очнулся лежа на пуховой перине. В голове была неописуемая пустота, слабость сковала все тело. Не было сил даже приоткрыть глаза пошире, не то, что повернуть голову. Сквозь чуть распахнутые ресницы проступали очертания какой-то неизвестной комнаты. Поодаль, около окна, стояло кресло, в котором сидела незнакомая, еще не старая женщина, и как будто спала. Пить хотелось неимоверно. Геннадий Алексеевич прошептал пересохшими губами:

— Пи-и-ить…

Женщина на кресле встрепенулась, подошла к постели и сказала ласково:

— Петенька, сыночка, наконец-таки очнулся. Пить хочешь. Сейчас клюквенного морсу налью.

Она поднесла к губам Геннадия Алексеевича большую кружку, немного приподняв второй рукой его голову, и живительная влага наполнила его рот.

Судорожно сделав несколько глотков, чтобы не захлебнуться, Геннадий Алексеевич попытался взять кружку руками, но они ему не подчинились, и он снова потерял сознание.

Следующее пробуждение произошло днем. Открыв глаза, Геннадий Алексеевич разглядел стоящего около постели пожилого мужчину, держащего его за кисть и считающего пульс по большим карманным часам. Такие часы, он вспомнил, были у его деда. Тот часто вынимал их из кармана жилетки, громко щелкал крышкой, и, посмотрев время, тут же убирал обратно. Никому, кроме деда, брать в руки эти часы не разрешалось.

— Так, прекрасно, пульс – 55 ударов в минуту. Немного редок, но это ничего – слабость. Думаю, завтра все будет нормально. А сейчас, Елизавета Афанасьевна, больному надо пить куриный бульон, не помногу, но часто – каждые два часа, и побольше спать. Кризис прошел. Организм молодой, быстро пойдет на поправку, — сказал мужчина, обращаясь к той незнакомой женщине, которая пыталась напоить Геннадия Алексеевича некоторое время назад.