420

В какой-то степени под влиянием такого рода мышления консервативные тайские интеллектуалы, археологи и чиновники до сих пор упорно продолжают приписывать возведение Ангкора таинственному народу Кхом, который куда-то бесследно исчез, но определенно не имеет никакого отношения к сегодняшним презренным камбоджийцам.

421

Прекрасным поздним примером служит книга «Древнее индонезийское искусство" голландского ученого А. Й. Бернета Кемперса, называющего самого себя «бывшим археологическим начальником Индонезии [sic]». На страницах 24—25 этой книги мы находим карты, показывающие местоположение древних достопримечательностей. Первая особенно поучительна, поскольку ее прямоугольная форма (ограниченная на востоке 141-м меридианом) волей-неволей включает филиппинский Минданао, а также британско-малайзийский северный Борнео, полуостровную Малайю и Сингапур. Все они лишены не только каких бы то ни было достопримечательностей, но даже и названия, за исключением единственного необъяснимо откуда взявшегося «Кедаха». Переключение с индийского буддизма на ислам происходит после вклейки 340.

422

См. журнал Kambuja, 45 (15 декабря 1968 г.), где приводится несколько любопытных фотографий.

423

Здесь я использую материал, полнее проанализированный в моей книге: Language and Power, Chapter 5.

424

Оптической иллюзии (фр.). (Прим. пер.).

425

Типичным политическим продуктом воображения Стеклянного дома — последствия которого мучительно ясно сознает бывший политзаключенный Прамудья, — является классификационная идентификационная карточка, которую теперь должны постоянно с собой носить все взрослые индонезийцы. Идентификационная карточка изоморфна переписи: она представляет собой своего рода политическую перепись с особыми перфорационными пробивками для тех, кто попадает в подразряды «подрывных элементов» и «предателей». Примечательно, что после завоевания национальной независимости этот стиль учета был только усовершенствован.

426

Об этом накоплении, достигшем безумного пика в «международных» (иначе говоря, европейских) поисках точного измерения долготы, забавно рассказывается в: Landes, Revolution in Time, chapter 9. В 1776 г., когда провозгласили свою независимость тринадцать колоний, на страницах «Джентлменс Мэгэзин» было помещено краткое объявление о смерти Джона Харрисона: «Он был искуснейшим из механиков и получил 20000 фунтов вознаграждения [от английского парламента] за открытие долготы [sic]».

427

На позднейшее распространение такого сознания в Азии искусно намекает Прамудья Ананта Тур на первых страницах большого исторического романа «Bumi Manusia» [Земля человеческая]. Молодой герой-националист задумчиво говорит, что родился в тот же день, что и будущая королева Вильгельмина — 31 августа 1880 г. «Но пока мой остров был погружен во мрак ночи, ее страна купалась в солнечном свете; а когда ее страну окутывала ночная мгла, мой остров сверкал под лучами полуденного экваториального солнца». (Р. 4.)

428

Не нужно и говорить, что «белый цвет кожи» был правовой категорией, имевшей явно косвенное отношение к сложным социальным реалиям. Как говорил по этому поводу сам Освободитель, «мы подлое отродье хищных испанцев, явившихся в Америку, чтобы обобрать ее подчистую и породниться со своими жертвами. Впоследствии незаконнорожденное потомство этих союзов объединилось с потомками рабов, завезенных из Африки» (курсив мой). Lynch. The Spanish-American Revolutions, p. 249. Следует остерегаться допускать что-либо «вечно европейское» в этом criollismo. Вспомнив всех тех ревностно верующих сингальских буддистов да Соуса, набожных флоринских католиков да Сильва и циничных манильских католиков Сорьяно, которые играют ныне неоспоримо важную социальную, эко-номическую и политическую роль на Цейлоне, в Индонезии и на Филиппинах, мы понимаем, что при соответствующих обстоятельствах европейцы вполне могли быть незаметно абсорбированы в неевропейские культуры.

429

Сравните с судьбой огромного африканского иммигрантского населения. Жестокие механизмы рабства не только обеспечили его политико-культурную фрагментацию, но и очень быстро устранили саму возможность вообразить движущиеся по параллельной траектории негритянские сообщества в Венесуэле и Западной Африке.

430

См.: О. W. Wolters. The Fall of Srivijaya in Malay History, приложение С.

431

Цит. по: G. William Skinner. Chinese Society in Thailand, p. 15—16.

432

Заморские китайские сообщества казались достаточно большими, чтобы вызывать в европейцах глубокую паранойю вплоть до середины XVIII века, когда порочные антикитайские погромы, организуемые пришельцами с Запада, наконец прекратились. Далее эту уродливую традицию плавно продолжили коренные населения.