Лалла Фатма обхватила ладонями поврежденную лодыжку и с необыкновенной сноровкой мастерски намертво зафиксировала сустав, одновременно тщательно ощупывая подвижными пальцами опухоль, окружающую его. Было больно, но не так чтобы очень. Я ожидала худшего.

— La bes, la bes, la bes, — бормотала она непрерывно, как бы успокаивая меня.

Очень скоро я успокоилась, хотя, как выяснилось, напрасно. Одной рукой нана вдруг прижала мою лодыжку к себе, а другой резко повернула ее и изо всей силы дернула. Раздался, как мне показалось, оглушительный треск, словно кто-то рядом выстрелил из пистолета. В глазах у меня пошли красные круги. Я почувствовала не простую, но глубинную боль, пронизавшую все мое существо. С этим звуком будто открылся некий клапан, и я с головой ухнула в бурный поток кроваво-красного адреналина. Потом вдруг все кончилось, и меня снова окатило, но на этот раз освежающим душем белого света. Кто-то зааплодировал, вокруг раздались оживленные голоса.

Я снова открыла глаза и увидела перед собой лицо старухи. Оно было чрезвычайно довольным, словно она совершила нечто такое, что еще более прославило ее и без того громкое имя. Как по команде, в комнату вернулись все остальные женщины. Хозяйка немедленно принялась руководить ими, покрикивая и всплескивая руками. После недолгих минут тишины и покоя в помещении снова воцарились гвалт и суматоха. Хасна передала бабушке тарелку с какой-то мутно-зеленой мазью. Старуха быстро разбила яйцо, выпила белок, желток добавила в тарелку, поставила ее возле жаровни, чтоб она прогрелась, направилась к полкам и вернулась с глиняным кувшином, крышка которого была запечатана воском. Лалла Фатма не без некоторых усилий откупорила его, и комнату заполнил густой, отвратительный запах какой-то тошнотворной тухлятины, гнили, словом — чего-то неописуемо вонючего. Старуха удовлетворенно втянула в себя воздух, сунула руку в кувшин и вытащила полную горсть какой-то темной и вязкой дряни. Потом она улыбнулась мне, продемонстрировав отсутствие многих зубов, и протянула руку. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы эта ведьма приближалась ко мне со своей бурдой.

Я прижалась спиной к стене, изо всех сил замотала головой и взмолилась:

— Нет-нет. Пожалуйста, дайте воды. Просто воды.

Таиб перевел, но его бабуля и слышать ничего не хотела.

— Охо, охо, — повторяла она снова и снова и грозила мне пальцем. — Аман, охо.

Потом с неожиданной, зверской силой Лалла Фатма ухватила меня за лодыжку и принялась размеренными круговыми движениями размазывать по ней и втирать это омерзительное вонючее вещество. Когда мой ужас перед запахом немного поутих, до меня дошло, что ощущение там, в общем, было довольно приятное, как при хорошем массаже. От поврежденного места по всей ноге и выше стало распространяться тепло. Наверное, эта женщина и вправду знала, что делает.

Лодыжка непроизвольно, сама по себе дернулась. Двигается! Значит, не сломана. Я подумала об этом с внезапной надеждой, несмотря на то что все еще испытывала чертовскую боль. Теперь старуха накладывала на мою ступню толстый слой теплой зеленой мази, закончив, накрыла ее пучком тростниковых стеблей вместо шины и замотала все тряпичной полоской, оторванной от белого покрывала Таиба.

— Две недели нельзя наступать на эту ногу, — перевел он. — Вы повредили связки, возможно, и сухожилие, но кости остались целы.

Добрая новость после моих фантазий на тему ампутации. Зато о скалолазании теперь не могло быть и речи, так что отпуск мой, считай, накрылся. Не прошла до конца даже одного-единственного маршрута.

Я уныло размышляла об этом, скорчив недовольную гримасу, потом вспомнила о хороших манерах, которые мама-француженка вдолбила в меня, и поблагодарила лекарку:

— Танмирт, [46] Лалла Фатма.

Это был весь запас языка, который я успела усвоить, но старуха так и просияла. Она быстро вскочила на ноги, подбежала к мешкам у стены и вернулась, держа в руках что-то темно-красное. Таиб пытался скрыть улыбку. Так фокусник, на мгновение показавший публике кролика, который сейчас исчезнет, старается сохранять непроницаемо-каменное лицо. Я посмотрела на него, но старуха теперь, кажется, обращалась ко мне, протягивая что-то на раскрытой ладони. Приученная за долгие годы соблюдать правила учтивости, я автоматически протянула руку, но тут же в ужасе отдернула ее.

— Это саранча, — перевел Таиб, стараясь сохранить серьезный вид. — Она питается только самыми высококачественными травами, ее задние, толчковые ноги обладают огромной силой. Если вы съедите все это, то сила насекомых перейдет к вам в лодыжку, и она быстро заживет.

— Вот еще, стану я есть вашу саранчу, — заявила я и осторожно, но вместе с тем твердо отвела руку Лаллы Фатмы.

— Но ее пожарили и обваляли в сахаре. Очень вкусно, — продолжал Таиб. — Мы едим ее как конфеты. Смотрите.

Он сунул одну из них в рот и смачно разгрыз. Я с ужасом смотрела на него, а потом в голос рассмеялась, глядя, как парень сделал испуганное лицо и выплюнул мясистые остатки себе в ладонь.

— Ладно, они и правда противные. Нана будет недовольна нами обоими и очень огорчится.

Лалла Фатма посмотрела на него, потом на меня, прищелкнула языком и вышла из комнаты. Неужто я ее смертельно обидела? Кто знает. Но через пару минут она вернулась с каким-то блестящим предметом в руке, который принялась закреплять на моей лодыжке.

— Барака, — сказала она с таким видом, словно я знаю, что это такое. — Барака.

— Это на счастье, — перевел Таиб. — Предохраняет от дурного глаза и поможет быстрей залечить ногу. Раз уж вы не едите саранчи, амулет поможет вам быстрее стать здоровой и сильной.

Я наклонилась, чтоб посмотреть поближе. Это был небольшой серебряный квадратик, привязанный к бинтам тоненьким кожаным шнурком. У меня перехватило дыхание.

Я расстегнула карман, вынула свой амулет, протянула его на ладони и сказала: