Шрифт:
— Что ты с ним будешь делать? — спросила Мариата, глядя на это странное создание со шкурой, покрытой жесткими, как проволока, волосами, и раздвоенными копытцами. — Мы хоть сможем притащить его домой? — Она тронула ляжку животного носком ноги, решила, что ноша, похоже, будет нелегкая, и добавила: — Мяса в нем много.
— Маленькая моя язычница! Да к нему не притронется половина племени, а то и все. Ты разве не знаешь, что свинья — нечистое животное? Ислам запрещает есть ее мясо.
— Так это, значит, свинья?
Мариата прежде не видела кабана. Она с удивлением разглядывала его губу, покрытую жесткой щетиной и загнутую кверху, острые клыки, торчащие из-под нее.
— Отличный кабанчик. Не беспокойся. — Молодой человек потрогал пальцем ноздрю зверя. — Не пропадет, съедят.
— Вот шакалы!
— Можно и так сказать. — Амастан засмеялся.
В конце концов он оттащил тушу кабана в укрытие между скал и соорудил над ней пирамиду из камней, чтобы до нее не добрались стервятники и шакалы.
— Не надо отказываться от такого хорошего мяса! Не волнуйся, все пойдет в дело.
Он нацарапал несколько знаков на скале, прямо над полостью, где укрыл мертвого кабана.
— «Амастан приглашает всех на пир», — вслух прочитала Мариата знаки тифинага и улыбнулась.
Теперь она вспомнила, что ждет их обоих совсем скоро, и улыбка ее стала еще шире.
— Ты смотри, она небось уже думает о своей третьей ночи, — сказала Бика и толкнула локтем Нофу.
Рука у той дрогнула, длинная черная линия сурьмы протянулась чуть не до самого носа Мариаты. Женщины присвистнули и дружно засмеялись.
Всю неделю на праздник прибывали люди, некоторые с подарками, но большинство с пустыми руками. Мариата удивлялась. Прежде она не видела никого из них, но Амастан, похоже, знал всех хорошо. Невеста смотрела, как он приветствует их. Амастан сначала слегка поправлял лицевой платок, чтобы продемонстрировать свое уважение, потом чуть прикасался к ладони прибывшего и, наконец, прикладывал руку к сердцу. Большей частью это были мужчины, одетые не в пышные наряды, а в пропитанные пылью простые халаты. Несмотря на то что у каждого в руках был какой-нибудь инструмент, лица их оказались что-то уж слишком серьезными для музыкантов.
— Кто они такие? — спросила она у Рахмы, но старуха только пожала плечами.
— Амастан говорит, что друзья.
Тисагсар, подарки для невесты, лежали на широком голубом ковре посередине площадки для танцев. Здесь были резная деревянная коробка с пряностями от мужчин племени, платье и янтарное ожерелье, бусины которого величиной не уступали птичьему яйцу, мешок риса, еще один с просом, ступка и пестик, связка горного тимьяна, собранная этим утром одной старухой, точильный камень, нож с костяной рукояткой, совсем новенький бурдюк, несколько горшков, одеяло, циновка из тростника, пара кур и штука белой ткани из чистого хлопка, которую Амастан привез с базара в Кидале, а также серебряная подвеска с изысканным узором, тяжелая, как гребень, длиной в ладонь. Мариата будет носить ее, когда станет его женой.
Она наконец-то вышла на яркое полуденное солнце в своем переливающемся синем свадебном платье. Лицо ее было подкрашено охрой, глаза и губы подведены черной сурьмой, руки и ноги разрисованы яркой хной, мочки ушей оттягивали большие треугольные серьги, по всей одежде были приколоты серебряные амулеты на счастье. Целая дюжина ярких браслетов позвякивала на запястьях. Женщины племени как раз ставили свадебный шатер на приличном расстоянии от того, в котором она жила с Рахмой. Шатер был сшит не меньше чем из сорока козьих шкур. Как женщинам удалось сложить вместе так много шкур и тайком сшить их? Ведь невеста даже не видела, как они это делают. Мариата была глубоко тронута. Кель-теггарт — племя небогатое, где им взять целых сорок лишних шкур! А вот поди ж ты, собрали и сделали это для нее, человека им чужого, почти без родственников и семьи. Это так поразило ее, что неожиданно для самой себя она расплакалась.
К Мариате торопливо подошла Тадла, обычно суровое, хмурое лицо которой расплылось в покровительственной улыбке. Она тепло обняла Мариату. Многолетний опыт позволил ей сделать это так, чтобы не сбить амулетов и не попортить свадебного наряда. Слезы девушки и так повредили макияж, над которым Нофа трудилась несколько часов.
— Ну-ну, моя милая, не волнуйся. Это твой самый счастливый день, и все мы рады за тебя. Ты принесешь нам большую радость и удачу, дашь нашему племени сильную, свежую кровь. Смотри, как рада и счастлива моя дорогая подруга Рахма. Она гордится тобой. Разве не так?
Мариата подняла глаза и увидела Рахму, вытирающую руки о платье. Ее потный лоб блестел. Она тоже вместе со всеми только что ставила шатер, а работа эта непростая, весьма тяжелая. Улыбка у старой женщины расплылась от уха до уха.
— Ты сама знаешь, что, пока не выйдешь замуж, не можешь заходить сюда, иначе тебя постигнет страшное несчастье. Предоставь все нам. Мы украсим его и устроим все сами. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Мы соткали тебе новый ковер для пола. Смотри. — Она махнула рукой женщинам, те куда-то побежали и через минуту вернулись с длинным рулоном, который с гордостью развернули перед невестой.